Когда он вошел в зал кофейни, она все еще сидела за его столиком. Он приблизился, чувствуя, что не в силах противостоять тому, что поднималось из глубины его души. Пора было кончать это, но как закончить, господи? Если она так смотрит своим зеленым взглядом!
- Что ты сделала с волосами? – хрипло спросил он.
- Покрасила, - отозвалась Вероника и с усмешкой спросила: - Нравится?
- Брюнеткой лучше было.
- Но тебе же это не помешает?
- Нет. Поехали?
Вероника кивнула, встала из-за стола и накинула на плечи шубку. Она была готова.
Самым сексуальным в ней были ее глаза
Самым сексуальным в ней были ее глаза. Даже не так… Самым сексуальным было то, как она смотрела на него. С первого дня. С той самой первой секунды, когда он подумал, что хочет заняться с ней любовью. Это было, когда он увидел ее в переговорной? Или на первом суде, когда она заявляла ходатайство? Или в том чертовом клубе? Закревский не помнил… Помнил только взгляд. Он и сейчас такой – горячий, вязкий, тягучий, горьковатый. Не карамель, а шоколад. Пожалуй, это все и решило. Раз и навсегда.
Он медленно провел руками по ее плечам, скидывая шубку. Та упала на пол, накрыв их ноги. Крепче сжал пальцы, сминая ткань блузки. Блузка была в горошек, зеленая. И глаза ее чертовы – зеленые. Ведьма! Ткань, прикрывавшая тело, скользкая, прохладная. А кожа под ней горела – он точно знал. Его горела тоже.
В гостиничном номере было очень светло. Даже слишком светло, но он решил не выключать свет. Не сейчас. Ему хотелось видеть. Еще лучше было бы видеть со стороны, чтобы запомнить не только ее, но и себя. Таким он себя никогда не чувствовал. Чуть тронешь – загорится.
Она смотрела на него, широко распахнув глаза. Будто заглядывала в самую душу. Снизу – вверх. Не останавливая своего скользящего, как шелк, взгляда. А он чувствовал, что задыхается, будто астматик.
- Поцелуй меня, - хрипло и властно сказал он, зарываясь пальцами в ее волосы. В голове, среди каши, которая должна была быть мозгами, шевельнулась тошнотворная мысль: выгнать из номера и напиться. Так было бы правильно. Но вместо этого наклонился к ней, выжидая.
Она довольно улыбнулась. И впилась в его губы отчаянным, злым поцелуем, больше похожим на укус. Ей и хотелось сделать ему больно. Сегодня хотелось.
Она подалась вперед, не отпуская его рот. Ее руки расстегивали ремень, пробирались внутрь, к телу. Пальцы ее живо побежали по его коже. Галка тысячу раз права – расслабиться и получать удовольствие! Мужской мозг в штанах. Это она знает точно. И надо быть круглой дурой, чтобы не пользоваться этим. А если еще и не приходится симулировать… Не стоит быть дурой вдвойне, чтобы разбрасываться.
Он дернул ее на себя так, что ее голова едва не запрокинулась назад. Поцелуй разорвался. Провел языком по своим губам. Воспаленные – они пульсировали и отдавали металлическим привкусом крови. Из груди вырвался отчетливый рык. И теперь уже он сам целовал ее. Чтобы ее губы стали такими же горячими. Но и этого ему было мало. Хотел ее всю. Вжать в себя, подмять, подчинить.
Чувствовал ее ногти, царапавшие кожу в паху. Заставил обхватить ладонью член. Толкнулся ей в руку. Мало. Всего мало.
Подхватил, дотащил до кровати. Опрокинул на постель. Либо рвануть блузку, чтобы посыпались пуговицы. Либо стащить через голову. Расстегнуть не судьба. Пофигу. Дернул. Отлетели верхние две. Выдернул заправленный в пояс юбки край шелковистой ткани и потянул. Задохнулся от вида молочно-белой кожи с россыпью темных родинок.
Снова наклонился и стал целовать голый живот, поднимаясь к груди в черном бюстгальтере. Пальцы, словно существуя отдельно от него, задрали юбку. И он с наслаждением провел ладонями по внутренней стороне ее бедер. Какое счастье, что она предпочитает чулки!
Из ее горла в ответ вырывались хриплые рваные звуки, слабо напоминающие человеческие. В его руках с той дикой новогодней ночи она становилась похотливой мартовской кошкой, корчащейся в призывных движениях.
Время замедлило ход, остановленное чьей-то безжалостной рукой. На несколько бесконечных секунд сжала его ладони бедрами, чувствуя их жар, сжигающий изнутри, добегающий до самого сердца, которое стучало гулко, с перерывами и почему-то в ушах.