- Да уж более чем, - задумчиво протянул Макс. – В целом, что-то такое мы и предполагали. Все схемы схожи между собой. И все же, Николай Ильич, откровенно. Полученная информация останется лишь информацией? Или…
- Или, Максим Олегыч, - совершенно серьезно ответил Еремеенко. – Или. Потому что вот тут-то самое интересное. Вы детективы девяностых смотрели? Про малиновые пиджаки, про братков? И даже про устранение конкурентов? Физическое, разумеется. Там одно за другим потянется. Еще с тех пор. Теперь-то методы чуток поменялись. Вроде как, цивилизовали бизнес. А оно нет-нет, да и прорвется. К слову, шапки и в органах полетят. Проверяем ведь подчищенные реестры. Шухеру вы, конечно, навели. Ткнули чуть ли не в небо, а попали.
Вересов усмехнулся. Знал бы Еремеенко кто, каким пальцем и куда ткнул. Ну раз уж совпало приятное с полезным, то можно и искупаться в лучах славы. Немного.
- Каргин был моим клиентом. Каюсь, провели мы это дело не совсем успешно. Что нередко случается, если ставить себе нереальные цели. Или потерять нюх.
- Ха! Шутить изволите? Да что тогда такое нюх, если не ваша просьба санкционировать проверку у этого засранца! А уж за то, что теперь я за яйца Гаращенко держу, вам моя личная признательность. Вкупу ко всему, что вы сделали, - Еремеенко помолчал, внимательно изучая лицо Вересова, и продолжил: - Мы с ним по одному мажоритарному округу баллотируемся. Банально, да?
- Нууу… - многозначительно проговорил Макс. – Как сказал бы один мой родственник – дорога ложка к обеду.
- Именно. Буду конкурента выбивать. И заметьте, исключительно в рамках законодательства. Повестки в ГПУ уже всем разосланы. В том числе вашему Каргину. Если не дурак, будет сотрудничать. У него не так много вариантов. У Дениски их, правда, еще меньше.
- К счастью, Каргин – не наш. Теперь уж точно. Вы же знаете, я уголовкой не занимаюсь.
- Вам и не надо. Перепачкаетесь. А у вас талант! – объявил Еремеенко. – Кстати, талант, как там развод моего непутевого? Со своей белобрысой еще не помирился?
Развод Еремеенко-младшего тянулся с февраля. И это был тот еще головняк!
- Алексей Николаевич настроен самым решительным образом, - бодро ответил Вересов, мысленно поржав.
Еремеенко-младший даже в самой отчаянной фантазии вряд ли представлял, что такое решительность. В отличие от своей супруги. С которой действительно хотел расстаться. Но делая шаг вперед, отступал на два, как только драгоценная половина повышала голос хотя бы на полтона.
- Да? – совершенно справедливо засомневался Николай Ильич. – Ну вы уж об этом решительном позаботьтесь. Я ж его вам, как родному человеку, доверил.
- Позабочусь, Николай Ильич, не беспокойтесь!
Секретарша внесла в кабинет поднос с кофе и поставила на стол.
А когда вышла, Еремеенко с улыбкой достал откуда-то из ящика бутылку коньяка и водрузил рядом с подносом.
- Ну так что, Максим Олегыч? По кофейку?
Выход в открытый космос без скафандра
Вероника сидела на диване, тупо уставившись в телевизор. Таким образом она проводила все свои дни после того, как увидела видео с флешки Каргина в кабинете Славы. Ей доставало сил изображать, что все, как всегда, по утрам и вечерам. Но с той минуты, как за ним закрывалась дверь, и до самого его возвращения она находилась в замершем состоянии, будто ее поместили в раствор на полке Кунсткамеры.
Выставка уродцев. Ей там самое место. Чем ближе стрелки подбирались к отметке времени, когда Закревский приходил домой, тем сильнее она дергалась: выглядывала в окно, пока не появлялась его машина, прислушивалась к лифту, выходя в коридор. Это было глупо. Она живет в его доме. И он обязательно вернется. Куда денется-то? Но каждый раз заглядывала в его лицо и боялась, что вот сегодня увидит в черных глазах насмешку, и он скажет ей собирать вещи. Боялась даже сильнее, чем Каргина.
Остаться без него было для нее равносильно выходу в открытый космос без скафандра. Без него она не сможет ни жить, ни дышать. Пребывая в своем странном безвоздушном пространстве, она металась, принимая всевозможные решения – от прямого вопроса, понравилось ли ему кино, до решения оставить ему ребенка, как только тот родится, и уехать. В чертову Пермь!