Вероника неплохо считала. Иначе не вышла бы замуж за олигарха. Но недостаточно хорошо, чтобы не влипнуть по самые уши в этот чертов брак настолько, что не отмоешься.
Но в том, что касалось Закревского, считай-не считай – без него не обошлось бы.
Ключ в двери повернулся резко. Громко. Громче всего на свете.
Этот звук вернул Веронику к действительности. В телевизоре кто-то что-то готовил. Она по-прежнему сидела на полу и, оказывается, плакала. Попыталась утереть слезы, но те продолжали течь по щекам.
- Ник, я дома! – донеслось до нее из прихожей. Его звучный голос сейчас звучал ясно и беззаботно. Будто бы ничего не случилось.
Шаги. Ровно пять до комнаты.
Он показался в дверном проеме с широкой улыбкой на губах. Но стоило ему увидеть Веронику возле полусобранного чемодана на полу, как улыбка застыла, отчего его красивое яркое лицо превратилось в маску. Потом и она стала медленно стираться. Наконец, взгляд почернел и потяжелел.
Пауза длилась бесконечно долго. Тишина, прерываемая только болтовней из телевизора. Немыслимой, бестолковой, по-ярмарочному жизнерадостной болтовней – кулинарное шоу в разгаре.
Закревский разлепил губы и проговорил так, словно бы ничего не чувствовал, словно бы сейчас был совсем пустой, что так не вязалось с его тяжелым взглядом:
- Сбегать зачем? Я же все понимаю.
- Ты ничего не понимаешь, - выдохнула она, всхлипывая. – Я не сбегаю, но так лучше. Все это только потому, что ты чувствуешь себя в ответе. А зачем оно тебе? Что ты вцепился в меня? Тебе нормальная нужна, ясно? Нормальная! Думаешь, я не соображала, что делаю? Всегда соображала! Каждую минуту точно знала. Но это мое, грязное и гнилое. Мне с этим жить, не тебе. Когда в любой момент в тебя могут ткнуть, даже там, откуда не ожидаешь.
- Это все?
- Нет, не все!
В ней словно включилась пластинка с записанным бесцветным голосом, сопровождаемым всхлипами.
Ника говорила и говорила, и говорила. Как приехала в Киев, как провалила экзамены, как познакомилась с Каргиным. Сначала все казалось сказкой. Все и потом оказалось сказкой, с той разницей, что для взрослых. Торопясь сказать обо всем, Ника вспоминала, как первый раз оказалась в больнице. Ходила в милицию, подала на развод, съехала в общежитие.
- Я сама к нему вернулась, слышишь, сама. А ты не знаешь меня совсем!
Она не помнила, как оказалась в его объятиях. Тот момент, когда он пересек несколько метров, разделявших их, как сам сел возле нее на пол в своем дорогом костюме – рядом с ней, в халате, заплаканной, уставшей, выпал из ее памяти, будто этого момента не было, будто он всегда был рядом. Просто, пока она говорила, придерживал ее за плечи, позволяя все рассказать. Даже если самому было больно слушать.
- Я знаю, - мягко отвечал он, поглаживая ее по спине. – Знаю.
Она мотала головой и продолжала твердить:
- Я больше не пыталась уйти. Ни разу. Приняв его условия. Сама жила лишь назло ему. И позволяла ему разрушать себя. Но я не хочу рушить твою жизнь. Отпусти меня!
Он вытирал слезы на ее щеках, мягко поправлял волосы, падавшие на лоб медными кольцами, вглядывался в покрасневшие глаза, которые с первого дня считал самыми красивыми на свете. И тихо шептал:
- Только если скажешь, что не любишь меня. Только так, и никак иначе.
Ника долго молча смотрела ему в глаза. Потом уткнулась лбом в его плечо и снова глухо заговорила.
- Я оставила ребенка только потому, что он твой. И ничего не говорила, потому что была уверена – для тебя это неважно. Я ходила в кафе. Несколько дней подряд. Тебя не было. А твой ребенок был. Уже тогда был.
И после долгой, тяжелой паузы сказала:
- Я люблю тебя. Я правда тебя люблю. Я умею.
Он шумно задышал, прижал ее к себе крепче, и она ясно расслышала, как часто и сильно стучит его сердце в эту минуту. Оно билось о его грудную клетку, и каждый удар отдавался в ее теле толчком, исходящим откуда-то из самой души.
- Прости, - зашептал он, - прости, я тогда с пневмонией валялся… я не хотел, чтобы так… я уже тогда знал, что люблю и что приеду к тебе… просто не понимал, как и когда. Ты была такой далекой. А потом Макс сказал, что ты отказалась… я психанул – ты же знаешь, мне психовать, как… я знаю, я кретин… но я не могу без тебя.