Кроме того, британское адмиралтейство намекало на то, что оно может взять в свои руки управление портом. Это предложение было сразу же отвергнуто, и при этом с сарказмом замечено, что англичане намерены обращаться с русскими так же, как немцы обращаются с турками. После этого из Лондона в Архангельск направилась миссия министерства торгового флота. Функции миссии были неясны, и состояла она из лиц, не знавших ни России, ни ее языка. Пребывание представителей министерства в Архангельске осложняло работу Янга. Миссия стала предметом насмешек как со стороны русских, так и англичан. Инженер, входивший в миссию, «вскоре обнаружил, что в строительстве деревянных причалов и мостов ему нечему учить русских, с детства владеющих топором». Чрезмерная многочисленность миссии вызывала у населения насмешки: не слишком ли много англичан освобождено от мобилизации? Англичане, по-видимому, намерены сражаться «до последнего русского солдата…» Английские морские капитаны, застрявшие в порту, дали миссии прозвище, взятое из популярной в то время программы мюзик-холла — «Моряки Гарри Тейта».
Жизнь Янга в консульстве с его крохотным штатом осложнялась постоянным появлением неких загадочных лиц со специальными заданиями, о существе которых ему сообщалось лишь в тех случаях, когда появлялась необходимость в его помощи. Так было с неким майором, прекрасно знавшим русский язык, которого трудно было подключать к какой-либо работе, поскольку его единственной обязанностью было следить за отправкой английского военного снаряжения в глубь России. Так было со служащим паспортного бюро, сопровождавшим группу английских бизнесменов, говорящих по-русски и одетых для удобства выполнения своих функций в военную форму. Им поручалось «выявлять прогермански настроенных лиц, исключая тех, кто занимал высокие посты», Так было с миссией министерства торгового флота, о которой говорилось выше. «Каждый из них делал то, что считал нужным, оставляя на долю других то, Что сам он не мог или не хотел делать. Результатом было не только дорогостоящее дублирование, но и постоянный риск что-либо упустить… При взаимном понимании, хорошей организации Дела ту же работу можно было выполнить по крайней мере с половиной штата, с одной третью затрат и, уж несомненно, с лучшими результатами», — писал Янг.
Можно не сомневаться, что подобные действия русской и британской бюрократии в какой-то степени повлияли на взгляды Янга после февральской и Октябрьской революций 1917 года.
В своих воспоминаниях британский консул делится впечатлениями от общения с русской аристократией накануне этих исторических событий. Он описывает одну беседу, состоявшуюся в его доме на фешенебельном Троицком проспекте за несколько недель до февральской революции. «Среди гостей присутствовал некий князь из известной семьи, который состоял связным офицером при английском генерале, возглавлявшем миссию снабжения. Остальные были в основном русские дамы из высшего света. Разговор, естественно, коснулся тех событий, которые, как все смутно чувствовали, должны были вот-вот произойти. Никто даже не заикнулся о необходимости принесения жертв во имя союза, во имя войны или хотя бы во имя царя; в то же время много говорилось о том, как наилучшим образом устроить собственные дела перед надвигающейся катастрофой. Одна дама отдавала предпочтение земельной собственности как наиболее надежному способу помещения денег. Другая — бриллиантам, поскольку они в большой цене и легко транспортируются (более осведомленные предупреждали о растущем ажиотаже в ювелирных магазинах Петрограда и Москвы). Князь, как новоприбывший авторитет из столицы, был за недвижимость и сказал с явным удовлетворением, что все свое состояние он поместил в имение под Киевом. Все эти рассуждения были типичными для высшего общества тех времен».