— Я испугалась.
— Чего ты испугалась?
— Я подумала, что он собирается убить меня. Мне каждую секунду казалось, что он вот-вот начнет меня избивать. Я подумала, что, если он сделает то, что хочет, мне, может быть, удастся уйти.
Нора кивнула. То же самое сделала одна из женщин-присяжных.
— Сколько времени это, последнее, длилось? — спросила Нора.
— Я не знаю.
— Минуту? Пять минут?
Скорее всего, минуту. Затем он что-то услышал.
— Протест, ваша честь! Опять предположение.
— Я сама тогда услышала, — сказала Менди, обращаясь к Генри.
Он сел на место.
— Я услышала гул лифта.
— Как далеко находится лифт от того помещения? — спросила Нора.
Остальная часть истории была рассказана быстро. Дэвид спешно привел себя в порядок и, когда подошел охранник, был уже в другой комнате. Миссис Джексон рухнула на пол и попыталась чем-нибудь прикрыться. В конце концов туда прибыла полиция и доставила ее в госпиталь. Менди описала, как ее там подвергли клиническим обследованиям и осмотрам. Рассказала о том, как она плакала дома. Голос ее звучал все тише и тише, а голова клонилась книзу, пока эта женщина не стала выглядеть как несомненная жертва преступления.
Нора передала свидетельницу защите.
Однако, прежде чем сделать это, Нора попросила у судьи разрешения «обнародовать» для присяжных предметы, признанные судом в качестве вещественных доказательств. Когда такое разрешение было получено, она передала сверток крайнему из присяжных: одежду, фотографии, заключение медицинской экспертизы. Первый присяжный все это просмотрел и отдал другому. Остальные наклонились вперед, чтобы получить свою долю.
Генри не попался в ловушку и не стал начинать перекрестного допроса, пока присяжные были отвлечены таким занятием. Он сидел на месте и что-то записывал до тех пор, пока последняя из вещей не перешла к последнему из присяжных. Менди Джексон смотрела по сторонам, словно впервые увидев этот судебный зал. Ее взгляд скользнул по мне не задержавшись. В конце концов Уотлин сказал Генри:
— Приступайте.
Генри кончил делать заметки, перелистнул назад несколько страничек своего адвокатского блокнота, прочитал запись, затем уселся, глядя на свидетельницу, пока она не встретилась с ним глазами.
— Миссис Джексон, меня зовут Генри Келер. Я представляю здесь интересы Дэвида Блэквелла. Сейчас я задам вам несколько вопросов, хорошо?
Она кивнула.
— Это звучит грубо, но я обязан спросить. Как вам удается материально содержать двоих детей, себя и еще посещать университет, получая лишь жалованье уборщицы и не имея каких-либо дополнительных пособий?
Этот вопрос, вероятно, мог быть опротестован, однако Нора позволила задать его, потому что благодаря этому истица выглядела более несчастной и стойкой. Еще и потому, возможно, что у Менди Джексон имелся ответ на него.
— Мы получаем пособие, — сказала она.
— Помощь семьям, имеющим детей-иждивенцев?
— Да. И еще с нами живет моя мама, которая получает социальное пособие.
— Кто присматривал за вашими детьми в тот вечер тринадцатого апреля?
— Мама.
— Между вами было условлено, что вам, как вы знали, придется задержаться на работе?
— Да.
Когда она ответила на этот вопрос, кто-то прошел мимо меня по проходу. Это была Линда. Она, вероятно, сидела где-то в задних рядах. Линда была в костюме, и вид у нее был официально-адвокатский. Присяжные вряд ли знали, кто она, но кое-кому в зале Линда наверняка была известна. Репортерам, например. Ее явно не волновало, какое впечатление она производит. Линда прошла за судебный барьер, и Генри, услышав скрип перил, оглянулся. Линда передала ему какую-то записку и пошла назад. Я, кажется, уже сказал, что ее не беспокоило производимое ею впечатление? Но она не взглянула и на меня, сидевшего рядом со своей невесткой.
Генри бросил взгляд на записку Линды, затем отложил ее в сторону, но, похоже, решил резюмировать свою линию опроса.
— Почему вы работали так поздно в тот вечер?
— В тот день у меня был экзамен. Утром я ушла с работы пораньше, чтобы подготовиться к его сдаче.
— Это был экзамен по какому предмету?
— Курс европейской истории.
Присяжные глядели на Генри, ломая голову, какое и к чему это могло иметь отношение, но Менди Джексон смотрела прямо перед собой, куда-то в конец зала. Я обернулся назад и увидел выходившую из дверей Линду. Когда я снова посмотрел на свидетельницу, мне показалось, что она выглядела как-то смущенно. Линда не вернулась. Генри время от времени снова заглядывал в ее записку.
Существуют различные стратегии перекрестного допроса. Некоторые адвокаты стараются по-дружески разговаривать со свидетельницей, ведя ее до тех пор, пока не представится возможность обрушить на нее свой удар. Это срабатывает крайне редко, не многие жертвы готовы к дружбе с адвокатом. Бывают защитники, которые начинают атаку свидетельницы с первого же вопроса. Иные стараются говорить с нею загадочно. Большинство же адвокатов не используют какой-то особой тактики, они попросту идут на ощупь сквозь свидетельские показания, заставляя свидетельницу повторить все сначала и надеясь натолкнуться на противоречия. Тон Генри был абсолютно нейтральным. Он задавал вопросы, словно ученый.
— Сколько времени, вы говорите, вы знакомы с Дэвидом Блэквеллом?
— Я думаю, около двух лет.
— Вы когда-нибудь виделись с ним вне офиса?
— Нет.
— Никогда не встречали его, прогуливаясь по аллее или еще где-то?
— Ох, может быть, один или два раза в аллее.
— А жены его случайно не было с ним?
— Я не помню.
Это было неважно. Генри нашел возможность упомянуть, что Дэвид женат и по меньшей мере двое из присяжных посмотрели на Викторию, сидевшую позади обвиняемого, невозмутимую, преданную и красивую.
— Но вы никогда не встречались с ним вне работы специально, чтобы вместе немного выпить или для чего-то еще?
— Нет.
В голосе ее прозвучало заметное отвращение, очевидно, при одной только мысли о подобном предположении. Генри кивнул и сделал запись в блокноте.
— То есть вы не могли бы сказать, что были с ним в дружеских отношениях?
— Нет. Ни в малейшей степени.
— Следовательно, несмотря на то, что в течение целых двух лет вам было известно, кто он, по-настоящему вы друг друга не знали?
— Нет.
— А что именно вам известно о Дэвиде Блэквелле? Знаете вы, например, кто его отец?
— Я помню, как люди говорили об этом на работе, когда его избрали.
Я сидел чрезвычайно спокойный, чувствуя, что на меня смотрят. Мне было непонятно, зачем Генри поднял этот вопрос, и хотелось, чтобы он быстрее сменил тему. Он это сделал.
— Давайте поговорим о том вечере в офисе. После всех этих дел в приемной, когда Дэвид массировал вам шею и все такое прочее, он неожиданно оставил вас в покое и ушел в свой кабинет, скрывшись из вашего поля зрения?
— Да.
— Однако вы не воспользовались этой возможностью покинуть офис?
— Нет. Я тогда думала, что все закончилось, мне казалось, что он насовсем отстал от меня.
— Зачем же было искушать судьбу?
— Как я уже говорила раньше, мне нужно было закончить уборку. Я не могла позволить себе потерять эту работу, мистер, у меня дети.
— А вы не думаете, что вполне могли бы объяснить вашему начальнику, если бы он — или она — спросили вас, почему вы не закончили? Сказать, что, мол, один мужчина там несколько излишне разрезвился и вам пришлось уйти? Не думаете вы, что их удовлетворило бы такое объяснение?
— Я не хотела рисковать.
— А прежде с вами когда-нибудь случались подобные неприятности?
— Иногда. Но ничего настолько дурного.
— С этим мужчиной, с Дэвидом Блэквеллом? Он что же и раньше вас беспокоил?
— Ничего похожего на это не было, — снова повторила она.
— А что-то еще? Развязный разговор, прикосновения? Миссис Джексон заколебалась, но вид у нее был не такой, будто она что-то перебирает в памяти, а, скорее, будто она пытается решить, как лучше ответить. Разумеется, это было лишь мое обнадеживающее, но субъективное впечатление.
— Ничего такого, что бы мне запомнилось.