Это делает второе требование, предъявляемое здесь в соответствии с законом, столь же достижимым. Если бы доказательство, которое я сегодня услышал, было выслушано присяжными, мог ли их вердикт оказаться иным? Вне всякого сомнения, да. Я никоим образом не намерен оспаривать справедливость решения, вынесенного теми двенадцатью присяжными. Их вердикт абсолютно соответствовал тем обстоятельствам, что им были представлены. Они слышали лишь то, что слышали. Но тогда они не были знакомы со всеми фактами!
Разрешение на новый процесс дается. Сумма залога устанавливается на том же уровне, что и до суда. И в заключение я бы настоятельно советовал обвинению подумать, может ли тот же обвинитель вновь быть использован в предстоящем процессе. Я не могу сказать, к какому решению придут присяжные, но я знаю, как буду вести этот процесс я.
Это все. Стороны настоящего судебного слушания свободны.
Мое сердце отчаянно колотилось. И тут я все понял. Мои тревоги были совершенно напрасными. Уотлин с самого начала намерен был дать разрешение на новый процесс. Пока я занимал место свидетеля, он умолял: «Принеси мне доказательство», — но это нужно было ему лишь для прикрытия, для того, чтобы его решение выглядело справедливым. Даже если бы я оказался единственным свидетелем, Дэвид все равно бы выиграл. Для судьи этот вопрос по-прежнему был политическим. Я являлся чиновником, которого выбрала общественность. Это означало, что некоторое время назад более половины избирателей в округе одобрили мою кандидатуру. Может быть, также одобряли и сейчас. Если я достаточно хорошо покажу себя на этом слушании, я, несомненно, сохраню симпатии этого магического пятидесяти одного процента. А кто такой Майрон Сталь по сравнению со мной? Да никто! У него нет абсолютно никакого политического веса. Должно быть, для судьи Уотлина это решение оказалось несложным.
Возможно, я ошибался. Возможно, решение Уотлина основывалось на доказательстве, и никакие иные соображения для него значения не имели. Этого я не узнаю никогда.
Я был ближе всех к Дэвиду и оказался первым, кто обнял его. Наверно, я кричал от радости, но я был не единственным. Я притянул Дэвида к себе и сжал в объятиях так сильно, как только смог. Казалось, будто он снова обрел материальность, после того как долгие месяцы находился в призрачном состоянии. Он тоже обнял меня в ответ.
— Не представляю, как это тебе удалось, — сказал он мне на ухо. — Я даже не знаю, радоваться мне или беситься от злости. Я не...
— Хочешь радуйся, хочешь бесись, — ответил я ему. — Ты можешь делать что угодно. Теперь ты свободен.
— Пристегни их к своей заднице, — добавил я, обращаясь к бейлифу, который стоял с наручниками возле Дэвида. Бейлиф выглядел смущенным.
— Думаю, без наручников мы, пожалуй, можем и обойтись, — сказал он. — Но мы должны вернуться в тюрьму.
— Черта с два! Ты слышал, что говорил судья? Он восстановил освобождение под залог. Эту сумму я уже заплатил.
— И все равно ему нужно вернуться туда для снятия с учета. Это займет около часа.
Теперь рядом с первым стоял и другой, такой же смущенный и такой же неумолимый.
— Вы не заберете его, — сказал я.
И тут появился шериф. Их босс. Он поздоровался со мной за руку. Все же у меня было много друзей. Шериф пожал руки бейлифам, и они сразу вспомнили, что их еще ждут дела где-то еще.
— Разделайся с бумагами, — сказал мне шериф, подмигнул и удалился.
Еще одна оказанная мне любезность.
Казалось, Дэвид почувствовал облегчение. Он повернулся. Мне представилось, что его глаза ищут Лоис, но первой он увидел Вики. Она стояла — олицетворение спокойствия посреди всеобщего хаоса. Дэвид не стал заключать жену в объятия. Он смотрел на нее так, как будто старался вспомнить, кто это. Я внезапно осознал, что ни разу не слышал о том, навещала ли Вики Дэвида в тюрьме, но решил, что она все же делала это.
Появилась Лоис. Она перехватила Дэвида.
— Мы уходим отсюда, — сказала она. Затем подтолкнула Дэвида к Вики, а сама приблизилась ко мне.
— Не ходи с нами, Марк, — сказала она так тихо, чтобы только я мог услышать ее. Она сказала это по-доброму, не зло. — Я собираюсь увезти его подальше отсюда и постараюсь сделать так, будто ничего этого никогда не было. У нас будет лучший ленч из всех, что когда-либо бывали в жизни. Где-нибудь в другом месте, которое будет совершенно непохожим на тюрьму, он подумает, что попросту очнулся от долгого дурного сна. Если там будешь ты, он не сможет этого забыть.
— А ты думаешь он когда-нибудь сумеет сделать это?
— Думаю, что смогу ему помочь. Позволь Дэвиду уйти, чтобы поблизости не было никого, связанного с этим зданием, Марк. Я вовсе не хочу причинять тебе боль. Но ты был здесь, и когда это началось и когда закончилось. Может быть, если на этот раз тебя с нами не будет, ему станет легче...
— Хорошо.
Она улыбнулась мне.
— Спасибо. Приходи ужинать вечером. Домой. — Лоис вспомнила: — К ней домой. В... ну, ты знаешь, Марк...
Я подумал, что она собирается сказать мне о том, кого мне брать и кого не брать с собою.
— Да?
— Ты был великолепен на месте свидетеля, — сказала она. Лоис ухитрилась пробиться с Дэвидом сквозь публику и дальше, к двери. Он не оглянулся на меня. Может быть, он считал, что я иду с ними. Репортеры облепили его, словно мухи. «Забыть», — криво усмехнулся я. Лоис по-прежнему бывает порой трогательно наивной. Годы не изменили ее. Она вела Дину за руку. Дина оглядывалась назад. Она улыбнулась, махнула мне рукой и жестом пригласила присоединиться к ним. Я покачал головой и улыбнулся. Я проследил, как маленькая группка добралась до двери и исчезла за нею.
Я все еще находился за барьером. Я повернулся и увидел, что Уотлин покинул зал. Но он должен был вернуться. Мой взгляд остановился на заключенных, сидевших в ложе присяжных. Я всматривался в них внимательней, чем когда-либо раньше. У единственного из заключенных, который ответил на мой взгляд, были глубоко посаженные глаза и руки, испещренные татуировкой. Среди этих людей в сером не было по-детски испуганных лиц, не было никого, кто выглядел бы так, будто не принадлежал к их числу.
В деле Дэвида самым необычным был сам Дэвид, вид — никак не виновного. На его месте мог оказаться любой другой выхваченный наугад житель страны. Факты в деле тоже были необычными, но приемы игры, которая привела Дэвида за тюремную решетку, — необычными не были: честолюбивый обвинитель, привыкший побеждать на процессах; судья, у которого на уме нечто большее, чем дело как таковое; свидетель с кошмарной историей.
Люди, уходя, поздравляли меня, но их приветствия с каждой минутой становились все торопливее. Это было утро понедельника, дня, который не мог быть упущен. Адвокаты беседовали с заключенными. Судебные обвинители уже снова разложили перед собой на столе дела, назначенные к слушанию. Судебный зал снова наполнялся гулом.
Линда как всегда стояла рядом со мной. Только однажды, когда этого никто не мог видеть, она взяла мою руку и сжала ее.
Свежее заявление Линды об отставке все еще лежало на моем столе.
— Насладись этим триумфом, — сказал я ей. — У защиты их бывает немного.
Линда изучала меня взглядом, отыскивая, как я догадался, следы раны, оставленной Лоис. После того как я заговорил, она улыбнулась.
— Не слишком рано для ленча? — спросил она.
На нас никто не обращал внимания. Кто-то склонился над страницами уголовного дела, кто-то с кем-то спорил. Поразительно легко, словно его и не прерывали, суд продолжал свою обычную работу.
— Давай уйдем наконец из этого проклятого здания! — сказал я.