Арабелла с удовольствием выпустила бы, но та была так глубоко похоронена, что вряд ли ей когда-нибудь удастся снова уговорить свою вторую ипостась выйти на дневной свет.
Она лениво начертила свое имя на поверхности стола, уставившись на него лишь бы не смотреть на Хейдера.
— Я тебя не понимаю. — Она не знала, насколько он не похож на тех мужчин, к которым она привыкла. В некотором смысле он напоминал ей её брата Джеффа.
«Вот только я никогда не хотела целовать своего брата».
— Но разве твое непонимание не делает меня еще более интригующим? Просто подумай, я как таинственный подарок, детка, который ты можешь развернуть в любое время. Желательно с помощью губ и зубов.
Возмутительные слова, но отклик её тела оказался ещё более шокирующим. Откровенный флирт вызвал цепную реакцию. Она не могла скрыть свои затвердевшие от возбуждения соски, так же как и жар, который наверняка окрасил её щеки.
— Не понимаю, как ты можешь быть таким легкомысленным. — «Или говорить такие грязные вещи. Повтори их ещё раз».
— Если я снова скажу «потому что», ты будешь груба со мной? У меня есть кровать с балдахином и много галстуков. — Он подмигнул.
Арабелла потеряла дар речи, и все потому что не могла избавиться от мысленного образа Хейдера, распростертого на кровати, одетого в гораздо меньшее количество одежды. С другой стороны, зачем ему носить одежду, когда он может носить обнаженную Арабеллу?
«Ой.
Остановись.
Сосредоточься. Сосредоточься на чём-то другом, кроме него. Не обращай внимания на гормоны, которые так долго подавлялись и вдруг взорвались приливной волной осознания».
Она должна вырваться из этого состояния. Взять себя в руки. Теперь, когда Гарри умер, она не могла испытывать вожделение к каждому сексуальному парню, которого встречала. Её одинокое тело — с его затянутой паутиной памятью о чувственных удовольствиях — должно подождать, пока она не сможет жить открыто, будучи хозяйкой по собственному выбору. Хозяйкой собственного тела.
«Даже если его мастерство перевернёт мой мир».
Вздох. Тут уж ничего не поделать.
Или постараться не обращать на него внимания.
— Я вижу, ты серьезно думаешь об этом. Почему бы не сделать это реальностью? Мы могли бы быть в квартире меньше чем через пять минут.
Решительный блеск в его глазах говорил о том, что это может занять всего четыре минуты. Три, если он действительно будет настаивать.
У неё почти возникло искушение сказать ему, что она ещё успеет его увидеть. К счастью, здравый смысл — также известный как пояс целомудрия в её сексуальной жизни — заставил её сказать:
— Я не буду связываться с тобой.
— Это твой ответ из-за аллергии? Потому что я готов её игнорировать.
— Моя аллергия — хорошая причина, но не самая важная. Связываться со мной слишком опасно и… — не успела закончить эту фразу.
Хейдер двигался слишком быстро, чтобы она могла его остановить, особенно учитывая, что он сделал это неожиданно. Он закрыл ей рот поцелуем!
В своей прежней жизни Арабелла могла предвидеть и защитится от кулака или пощечины, да даже удара ногой. Но Хейдер ничем не выдал своих намерений, если только напряженность в его янтарных глазах ничего не означала. Он проскользил по кожаной скамье, как будто та намазана маслом, пока не вторгся в её пространство и не запечатал следующее её слово губами.
Он заставил её замолчать поцелуем. Красивым, мягким, сексуальным и чувственным поцелуем. Осознание того, что она не сделала ничего, чтобы остановить его, стало даже более удивительным, чем горячее удовольствие от его прикосновения.
Больше.
С того момента, как он прикоснулся своими губами к её, она перестала думать. Только одно имело значение. Больше. Больше его самого. Ещё.
В этот момент правильное и неправильное перестали существовать. Опасность и неуместность, даже аллергия отодвинулись на задний план перед напором его рта, заставившим её губы раздвинуться и запульсировать от наслаждения.
С искусным мастерством он оживил её чувства, держа в своих объятиях и покусывая за нижнюю губу.
Но этого было недостаточно. Я хочу большего.
Как и он сам. Он затащил её к себе на колени, или она сама на него заползла? Разве это имело значение? Это ещё больше их сблизило. Тепло его тела сливалось с её собственным. Надоедливое раздражение и щекотка от того, что их тела, всё ещё одетые, трутся друг о друга.
Насколько лучше было бы, если бы эти слои исчезли. Тогда они могли бы прижаться друг к другу, кожа к коже.
Увы, пока только их рты соприкасались, а дыхание смешивалось. Мягкие звуки перемешались, и сущность