~
— Бог любит всех-всех? — Спросила я у матери и потянулась через миску сельдерея за последним печеньем.
Отец отложил свои бумаги и поднял на меня глаза. Он всегда поднимал глаза, если кто-нибудь поминал Бога. Как будто ждал удара.
— Конечно всех, — ответила мать, и утюг на секунду замер у нее в руке.
— И убийц? — уточнила я.
— Да, и убийц, — кивнула мать, а отец укоризненно поцокал языком.
— И разбойников?
— Да.
— И какашки?
— Какашки — это ведь не живые существа, — совершенно серьезно объяснила мать.
— А если бы были живыми. Бог бы их любил?
— Думаю, любил бы.
Никакой радости этот разговор мне не принес. Выходило, что Бог любил всех, кроме меня. Я слизала последний слой шоколада и полюбовалась на белый холмик пастилы, внутри которого пряталось джемовое сердечко.
— А почему ты спрашиваешь? Что случилось? — поинтересовалась мать.
— Я больше не пойду в воскресную шкалу, — объявила я.
— Аллилуйя! — воскликнул отец. — Я очень рад.
— Но тебе ведь там нравилось, — удивилась мать.
— Больше не нравится. Мне только нравилось, что там поют.
— Ты можешь петь и здесь, — заверил меня отец, возвращаясь к своим документам. — Хочешь петь — пой.
— А все-таки почему? — не успокаивалась мать, чувствуя, что я чего-то недоговариваю.
— Нипочему.
— Ты не хочешь мне рассказать? — спросила она и осторожно взяла меня за руку. (Недавно она начала читать американскую книжку о детской психологии. Там утверждалось, что о своих чувствах необходимо говорить. Нам в результате хотелось замолчать навеки).
— Нипочему, — повторила я, почти не разжимая губ.
По-моему, все произошло из-за того, что меня просто не так поняли. Я ведь только предположила, что Иисус Христос родился по ошибке, в результате незапланированной беременности.
— Что значит незапланированной?! — в ярости вскричал викарий. — Интересно знать, откуда у тебя взялись такие богохульные мысли, гадкий ты ребенок!
— Не знаю. Я просто подумала.
— Подумала? А может, ты думаешь, что Господь будет любить тех, кто сомневается в Его Божественном замысле? Так вот, тут вы очень ошибаетесь, мисс! В угол!
Его твердый палец указал на место моей ссылки, и я побрела к стулу, стоящему напротив облезлой зеленой стены.
Сидя на нем, я вспоминала о том вечере, когда родители зашли в мою комнату для разговора.
— Мы хотим кое-что с тобой обсудить. То, что тебе внушает твой брат. Будто ты родилась по ошибке.
— А-а, — протянула я.
— Так вот, ты родилась совсем не по ошибке, — сказала мать. — Просто мы не планировали, что ты появишься. В смысле, не ждали.
— Как мистера Харриса? — уточнила я (этот человек нередко появлялся у нас прямо перед обедом, будто чувствовал, когда мы собираемся садиться за стол).
— Примерно, — кивнул отец.
— Как Иисус? — продолжав допытываться я.
— Вот именно, — неосторожно подтвердила мать. — Именно как Иисус. Когда ты родилась, это было чудо, самое прекрасное чудо на свете.
Отец сложил документы в потрепанный портфель и сел рядом со мной.
— Тебе совсем не обязательно ходить в воскресную школу или в церковь, чтобы Бог тебя любил, — сказал он. — И чтобы все остальные тебя любили. Ты ведь это и сама знаешь, да?
— Да, — кивнула я, но ни чуточки ему не поверила.
— Ты все сама поймешь, когда вырастешь, — добавил отец.
Я не собиралась ждать так долго. Я уже решила, что если этот Бог не может любить меня, придется найти себе другого, который сможет.
~
— Новая война нам не помешала бы, — сказал мистер Абрахам, наш новый сосед. — Мужчинам нужна воина.
— Мужчинам нужней мозги, — подмигнула мне его сестра Эсфирь и нечаянно втянула пылесосом валявшийся на полу шнурок, отчего вскоре сломался ремень вентилятора и в комнате запахло паленой резиной.