— Я в больнице, меня лечат, — эхом отозвался динамик.
— Всё будет хорошо, не волнуйся, — сказал доктор.
— Я ехал в машине, потом — удар, заболело в кишках, а потом я попал в Питер и зашёл к себе домой, — говорил Михалёв. — А ещё я ехал в поезде. Я точно помню, что ехал в поезде. Это когда было? После удара или после прогулки по набережной?
Габай скривился в досаде.
— Он всё время несёт эту хрень? — спросил шёпотом.
— Я же сказал, он не совсем адекватен, — тоже шёпотом ответил доктор. — Но это, возможно, пройдёт со временем. А вообще его ответы вполне разумны. У меня складывается впечатление, что он многое, если не всё, помнит из того, что было с ним…
— А нас он помнит? — вмешался Гугнивый.
Доктор поднёс ко рту микрофон.
— А друзей своих ты помнишь? — спросил он.
— Славку из пятого подъезда, — ответил Михалёв. — Мы с ним травку курили и на роликах катались. И Маринку.
— Спроси, он Ильяса помнит? — прошептал главарь. — И Папанина?
— И Пискаря, — прибавил Пискарь.
— Денис, — мягко сказал доктор. — Ты помнишь своих друзей — Ильяса, Папанина, Пискаря?
Динамик несколько секунд безмолвствовал.
— Помню, — ответил, наконец, Михалёв. — Только они мне не друзья. Сам не знаю, на фига я связался с ними. Думал, хоть денег подзаработаю, а они такие жмоты, из-за копейки лишней удавятся.
— Денис, — укоризненно сказал доктор, покосившись на братков, — как ты можешь так неуважительно отзываться о своих друзьях…
— Тамбовский волк им друг. Заставляли им жратву готовить, а если за водкой надо было бежать, то всегда меня посылали. А как нажрутся, весь пол заблюют, так мне же убирай, как будто я им нанимался. Качок, гад, заставлял трусы его стирать.
Пискарь засмеялся.
— Значит, не отшибло у Дениски память! — Он довольно потёр руки и подмигнул Габаю. — Значит, он и тот день, когда Папаня камни прятал, должен помнить…
Габай обернулся к доктору.
— Вот что, Аркадьич, щас ты нас оставь с ним наедине. Надо кое о чём побазарить. Это быстро. Мы потом тебя позовём.
— Только, пожалуйста, не тревожьте его, — сказал доктор. — Сейчас ему ни в коем случае нельзя испытывать отрицательных эмоций. Воспоминания должны быть приятные.
— Не бойся, — Габай забрал у него микрофон, — всё будет хоккей.
Леонид Аркадьевич скрылся в кабинете.
Габай, уставившись на мозг, поднёс к губам микрофон:
— Денис, это я, Габай. Пришёл тебя проведать.
— Габай, — сказал Михалёв после нескольких секунд молчания. — Это ты?
— Я, Денис, я. Как услышал, что ты в аварию попал, первым в больницу помчался, ночь не спал, сидел у твоей кровати. И братва тоже волнуется, спрашивает, как там дела у Дениски.
— Врач сказал, что у меня что-то с глазами. У меня повязка на лице.
— Ничего, всё будет нормалёк. Скоро выздоровеешь.
— Габай, скажи Качку, зря он заставлял меня трусы его стирать. Мне это было очень неприятно, потому что он всегда дрочил под одеялом, а сперму потом вытирал этими трусами.
Бандиты засмеялись, а Качок побагровел от ярости.
— Врёт, сука! — зашипел он. — Не дрочил я под одеялом никогда! Врёт! Будь он, падла, здоровый, урыл бы его тут же, задушил собственными руками…
— Ладно, уймись, — отмахнулся главарь. — Щас не до тебя. Денис, — снова заговорил он в микрофон, — не принимай это близко к сердцу. Качку я сделаю внушение и он извинится перед тобой… А ты мне лучше скажи, помнишь, как вы с Папаней и Сёмой в тот день ехали в Москву?
— Помню. Давно это было, но помню.
— Как это — давно? Три дня всего прошло! Вы возвращались из деревни в Москву и попали в аварию.
— Ну да, мы ещё пили армянский коньяк. Сёма платил за всех. Это было в ресторане. Там ещё Людка была.
— Какой ресторан, какая Людка, Денис, что ты гонишь? — Габай начал терять терпение. — Вы жили в деревне у Папани, а потом я позвонил ему и велел припрятать камни!
— Да, в деревне у Папани, — согласился Михалёв. — Это точно. А когда же был ресторан? Я ведь помню, как мы там сидели.
— Ты хоть помнишь, как мы взяли камни?
— Конечно. Мы их взяли в той квартире, у нотариуса. Там ещё собака была. Толубей с Ваней сняли железную дверь, а она выскочила и вцепилась в Толубея.
Габай засопел.
— Денис, нотариуса мы выставили до этого, а камни взяли в церкви. Вспомни! Пошевели извилинами! Ночью мы залезли в церковь…
— В церковь, — бесстрастно повторил динамик.
— Ну. И что дальше?
— Я всё хорошо помню. Собаку прирезали, взяли шубы, аппаратуру, рыжьё, а потом мне всего триста баксов выдали. Очень мне было обидно. Я же тоже в деле участвовал, а дали всего триста баксов.