— Щас дотронусь, ну-ка, погодь…
Габай сдвинул металлическую крышку. Брезгуя погружать руку в непонятную вязкую жидкость, он взял палку и сунул её туда набалдашником. Пнул мозг раз, потом другой. Тот, подвешенный к трубочкам, кувыркался как пузырь.
— Чуешь, Михаль? Чуешь? Это я твой мозг шевелю.
— Какие-то искры перед глазами. Вот ещё искра.
Габай с возрастающей яростью пинал мозг палкой, и тот болтался в аквариуме, отскакивая от стенок.
— Щас ещё раз ткну, — рычал Габай в микрофон. — Почуял, нет?
— Опять искра.
— Долго твоим извилинам в этой банке не прожить. Загнёшься скоро. Мне доктор сказал, что загнёшься.
— Я хочу с ним поговорить.
— Щас устроим, — бандит отставил палку и потянулся к свертку. — Щас…
— Ильяс, извини, но я тебе не верю. Ты меня всегда обманывал. И сейчас ты говоришь совершенно невероятные вещи. Шутишь, наверное? Отдельно от тела мозг жить не может.
Габай хмуро посмотрел на ком извилин, который всё ещё раскачивался в аквариуме.
«А ведь, правда, не верит, гнида, — мелькнуло в мыслях. — И я бы на его месте не поверил. Лады, пусть Аркадьич подтвердит…»
Он задвинул на аквариуме крышку и захромал к кабинету.
— Аркадьич, выйдь на минуту!
Доктор, как будто ожидавший его зова, тут же вынырнул из-за двери.
— Что случилось? — заговорил он, подлетая к столу с аквариумом. — Уже поговорили? Так быстро?
— Скажи ему, что от него остался один мозг, а то он мне не верит.
Леонид Аркадьевич уставился на него.
— Вы с ума сошли! — воскликнул он. — Этого нельзя было говорить ни в коем случае!
— А я уже сказал, — буркнул бандит, скривившись.
— Что вы наделали… — Доктор в отчаянии воздел руки к потолку. — Ужас, ужас…
— А чё я наделал? Чё? — внезапно разозлился Габай. — Пацан захотел узнать о себе правду!
— Ильяс, ты ещё здесь? — снова ожил динамик. — Будь другом, позови Леонида Аркадьевича!
Доктор, хватаясь за голову, бегал по комнате.
— Нельзя было этого делать… — бормотал он. — Нельзя… Это сильнейший стресс… Теперь всё может пойти насмарку…
— Я, как друг, обязан сказать! — рявкнул Габай. — А теперь ты скажи ему, — и он протянул доктору микрофон. — Ну, давай, чего тянуть!
Доктор остановился и несколько секунд смотрел на него обречённо. Внезапно взгляд его прояснился.
— А что, может быть, это даже к лучшему! — проговорил он и поднял указательный палец. — Ведь это новый, неожиданный поворот в эксперименте! — Он бросился к приборам. — Сейчас посмотрим… Посмотрим… Так… Изменений в функционировании коры не наблюдается, кровенаполнение в пределах допустимого, давление в периферических сосудах нормальное…
— Ты слышал, чё тебе сказано? — Бандит нетерпеливо толкнул его в спину.
— Я занесу сегодняшнее событие в дневник наблюдений. Наверно, это жестоко по отношению к Денису, но наука требует жертв… Денис, — сказал он в микрофон. — Это Леонид Аркадьевич. Ты должен бороться за жизнь! У тебя есть шанс!
— Доктор, это вы?
— Да.
— Так это правда? От меня остался один мозг?
— Мужайся, дружок. Какой бы горькой ни была правда, когда-нибудь ты должен её узнать… — Леонид Аркадьевич выдержал многозначительную паузу. — Да, твоё тело изувечено в автокатастрофе, фактически удалось спасти только мозг. Я поместил его в питательный раствор, насыщаемый кислородом, и подключил к аппарату искусственной очистки крови… Правда, я не могу добиться стопроцентной её очистки, но ты можешь жить в таком состоянии ещё довольно долго…
Габай выхватил у него микрофон.
— Слышал, Михаль? От тебя только мозг в банке!
— Это снова Ильяс?
— Он самый. Короче, кончаешься ты. Когда я в прошлый раз к тебе приходил, твои извилины выглядели лучше, а сейчас они что-то все почернели, — Габай врал, стремясь помучить Михалёва, — распухли твои извилины, язвами пошли…
Доктор метнул на него сердитый взгляд.
— Ну, это уже явный перебор! — Он попытался отобрать у бандита микрофон, но тот не отдавал.
— Хреновы твои дела, братан, — говорил Габай, уворачиваясь от протянутой руки доктора. — Может, в последний раз базарим… Отвали ты! — Это уже относилось к эскулапу.
— Ильяс, значит, я умру и камни с деньгами никому не достанутся? — загремело в динамике. — Там были рубины, изумруды, я своими глазами видел, как Папаня рассматривал их. Он думал, что его никто не видит, а я в это время стоял за шкафом и видел его в зеркале. Помнишь большое зеркало у него в доме? Так вот, я видел в нём Папаню, как он рассматривал камни, а потом баксы считал. Пухлую такую пачку пересчитывал, там были одни стодолларовые.