— Слышь, мужик, — крикнул ему Габай, подходя. — Нам сказали, что трёх наших пацанов к вам доставили! Они в аварию попали!
— Один вроде бы жив ещё, — прибавил Пискарь.
Санитар почему-то засмеялся.
— Ну да, жив, — он сказал это таким тоном, что братки поняли: наврала папанина жена. Михалёв тоже погиб.
— Ты погоди ржать, — нахмурился Габай. — Нам точно сказали, что один живой. Михалёв его фамилия.
— Подождите минуту, — санитар выбросил окурок и отлепился от косяка. — Сейчас спрошу.
Он скрылся за дверью. Гугнивый не удержался, чтоб не заглянуть в здание.
— Мужики, тут у них жмурики лежат!
— Жмуриков, что ль, ни разу не видел? — буркнул Качок, однако протиснулся в дверь следом за ним.
Санитар вскоре вернулся.
— Можете войти, — сказал он, — но не все, а один или двое. Остальные пусть подождут.
— Под дождём? — недовольно проворчал Пискарь. — Нет уж, мы все зайдём.
— Не бойсь, ничего не тронем, — заверил санитара Толубеев.
Косясь на только что привезённых покойников, бандиты миновали просторную прихожую и вошли в соседнее помещение, где находились раковины, ванны и какие-то приборы. Здесь также была лестница на второй этаж.
— Тимофей! — послышался голос сверху. — Вечно ты оставляешь дверь в холодильник открытой!
— Сейчас закрою, — отозвался санитар.
— Это вы к Денису Михалёву? — спросил тот же голос.
По лестнице спускался полноватый розовощёкий мужчина лет тридцати, с выстриженными рыжеватыми бачками, хипповской бородкой и маленькими юркими глазками, блестевшими сквозь стёкла очков. На нём, как и на санитаре, были бледно-зелёный халат и шапочка.
Вид у мужчины был занятой, но посетителям он, похоже, обрадовался.
— Вы его родственники? — спросил он. — Друзья?
— Друзья, — ответил Габай.
— Ну, слава Богу, что не родственники, — сказал мужчина. — А то терпеть не могу общаться с родственниками. Сплошные нервы, слёзы и трагедия. А вот друзья — это другое дело. Друзья, как правило, спокойнее переносят подобные вещи…
— Короче, — перебил его Габай. — Что с Михалёвым? Он жив?
Обладатель бородки окончательно спустился с лестницы.
— Вначале разрешите представиться, — сказал он, останавливаясь перед Габаем. — Старший патологоанатом доцент Куприянов, Леонид Аркадьевич. А я с кем имею?
— Можешь звать меня Ильяс, — ответил Габай.
— Ваш товарищ был доставлен к нам в крайне тяжёлом состоянии, — в голосе Куприянова появилась суровость. — В крайне тяжёлом. Спасти его нашим врачам не удалось.
— Так он помер? — спросил главарь.
Доктор несколько секунд молчал.
— И да, и нет, — ответил он уклончиво. — Видите ли…
— Как это: и да, и нет? — взревел бандит. — Что-то ты гонишь, мужик!
— Послушайте меня, — не обращая внимание на его грубый тон, спокойно продолжал Леонид Аркадьевич. — Дело в том, что тело вашего друга было очень сильно разбито, оно представляло собой настоящую мешанину мяса и костей, зато голова осталась почти не повреждённой. И я решил воспользоваться этим обстоятельством, чтобы… мм… как бы это сказать… — Он замялся. — Чтобы на практике проверить некоторые из моих научных выводов. Видите ли, я защитил диссертацию по головному мозгу и сейчас делаю серьёзную научную работу, для которой необходим эксперимент…
— Чего-чего? — Габай смотрел на него, не понимая. — Ты, давай, по делу говори.
— Дениска у вас, значит, за подопытного кролика? — раньше него смекнул Пискарь.
— Можно и так сказать, — ответил доктор, застенчиво улыбнувшись. — У Дениса наступила клиническая смерть, и я, с разрешения нашего начальства, разумеется, решился на операцию по извлечению его головного мозга… Подобная операция проведена впервые в мире! — прибавил он не без гордости.
— Так жив Денис или нет? — допытывался сбитый с толку Габай.
— Определённо жив, — заверил его Леонид Аркадьевич. — Считайте, что я его вернул с того света, хотя, боюсь, это возвращение не доставит ему большой радости. Когда он осмыслит своё положение, не исключено, что он попросит отключить его от приборов, поддерживающих его жизнедеятельность…
— А в себя он пришёл? — спросил Толубеев.
— Ещё нет, но это должно скоро случиться.
— Раз уж мы сюда припёрлись, то надо на него глянуть, — сказал Габай. — Где он?