Ошеломлённые увиденным, братки спустились вниз и вышли из здания морга.
— А что, может, пацан прочухается и вспомнит что-нибудь про Папаню, — задумчиво сказал Толубеев. — Всякое на свете бывает…
— Ты думаешь, он прочухается? — скептически ухмыльнулся Качок.
— Этот очкарик — не дурак! — вскинулся Пискарь. — Михаля он откачает, кишками чую! Видел, какая у него рожа хитрая?
— На жмурика надежды мало, — хмурясь, сказал главарь после долгого молчания. — Поэтому давайте думайте, где Папаня мог камни заныкать. Думайте, думайте все!
Глава 5
Браткам не пришло в голову ничего лучшего, как ещё раз съездить в деревню под Климовском и осмотреть папанин дом. Заодно, по предложению Гугнивого, «конкретно побазарить» с вдовой, у которой «хрен знает что на уме». Камни и деньги вполне могла «заныкать» она, узнав о смерти мужа.
Дом при обыске чуть не разнесли на куски. Проверили и перепроверили тайники, «конкретно» поговорили с вдовой, но всё это ничего не дало. Лидия, с какой бы стороны к ней ни подступались, ничего о камнях сказать не могла.
Общее замешательство рассеял Пискарь. Мало принимавший участия в поисках и напряжённо думавший о чём-то, он неожиданно поднял палец и произнёс торжественно:
— «Вольво»!
Все посмотрели на него с недоумением.
— Помните ту старую «четвёрку», которую Качок зимой разбил под Подольском? — вдохновенно продолжал Пискарь. — В ней Папаня тайник оборудовал! В заднем крыле, у самой покрышки!
— Да, верно, верно, — закивали братки. — Был у него такой тайничок.
— Так вот, тайник мог быть и в «Вольво», — Пискарь понизил голос. — В том самом, который разбился!
Бандиты переглянулись.
— А разве в «Вольво» был тайник? — пробормотал Толубеев.
— Я что-то не слышал о таком, — прибавил Габай.
Пискарь с многозначительным видом пожал плечами.
— Папаня мог просто не успеть сказать о нём…
Габай сомневался недолго.
— Надо проверить! — решил он.
— Тачку давно уж на переплавку отвезли, — заметил Качок.
— Вряд ли её успели переплавить, — возразил Пискарь. — Она наверняка сейчас в отстойнике. Знать бы только, где этот отстойник!
— Узнать можно, — сказал Габай.
И тут же, прямо из папанинской деревни, он начал названивать по мобильному телефону какому-то своему знакомому из ГИБДД.
Не прошло и часа, как бандиты снова мчались по подмосковным дорогам, на этот раз держа курс к свалке старых машин. Среди ржавых груд они разыскали свой «Вольво» со смятым в гармошку капотом и залитыми кровью сиденьями. Здешним служащим дали «на лапу», чтоб не задавали лишних вопросов, и принялись кромсать и вспарывать корпус машины. К вечеру они раскурочили остатки многострадальной иномарки до последнего винтика, но тайника не нашли.
Габай вернулся в Москву за полночь. Настроение было хуже некуда, а стоило вспомнить, что завтра — суббота, и предстоит объяснение с Жихарём, как его начинало мутить. Он пил, злился на братков и матерно ругал Папанина, который так некстати погиб.
Глава 6
В квартиру позвонили рано утром, когда рассвет только начинал брезжить. Звонки были долгими, требовательными.
Гугнивый, протирая слипающиеся глаза, подбежал к окну.
— Два джипа у подъезда стоят! — сообщил он взволнованно.
— Жихарь, — прошептал побледневший Габай. — А с ним Нугзар с отморзками…
Он заметался по комнате, пряча на всякий случай деньги. Выпитое накануне не выветрилось ещё из головы, ноги держали плохо. Габай задевал стол и стулья. Споткнувшись, он упал, потянул клеёнку и с ней всё, что стояло на столе. Квартира наполнилась грохотом падающих стаканов и бутылок.
В воцарившейся затем тишине снова прозвучала заливистая трель звонка.
Гугнивый подкрался к двери и заглянул в «глазок».
— Габай, открывай! — рявкнули с площадки, услышав, как он подошёл. — Мы знаем, что ты тут!
Браток обернулся к главарю.
— Что делать будем?
С усилием переставляя ноги, Габай вышел в прихожую.
— Открой, — хрипнул он.
Едва Гугнивый щёлкнул замком, как дверь с грохотом распахнулась и в прихожую ввалилось четверо коротко стриженых мужчин.
Поджарый, смуглый, с резкими волевыми чертами лица Нугзар, сунув руки в карманы кожаной куртки, остановился перед Габаем. Под его глазом темнел синяк, рубашка и куртка были распахнуты, обнажая заросшую густым чёрным волосом грудь.
— Что, Габай, перепил? — с ухмылкой спросил он. — Пахнет у тебя, как в параше!