Елена не замечала направленных на нее взглядов. Она обдумывала более важные вещи. Конечно, теоретически, тайник мог быть снабжен ловушкой. Но тогда бы Егор нашел способ сообщить ей об этом. А еще Елена думала о том, что она совсем не хочет доставать артефакт. Она просто боится. Мучила ее и начинающаяся головная боль, которая стопроцентно обернется дичайшим приступом. Да и ее настрой вряд ли может продержаться долго. Слишком велико напряжение. Надо спешить, пока она ее в состоянии держаться на ногах. Но как же не хочется этого делать…
Елена тяжело вздохнула, вытерла вспотевшие руки об одежду и чуть нагнулась к нише. В последний момент ей пришла в голову странная мысль чародейка сняла ветровку и обернула ей руки. А потом запустила их в отверстие, будто собиралась доставать жаркое из печи…
Чаша оказалась небольшой. Всего сантиметров пятнадцать в высоту и чуть больше десяти в диаметре. Она была сделана из камня. Никаких украшений, позолоты и прочего. Просто сияние белого минерала, скорее всего, агата и чуть заметная череда рун по краю. В принципе, артефакт не поражал красотой, хотя сделан был тонко и элегантно. Стенки чаши были настолько тонкими, что казались полупрозрачными. А вытесана она была из цельного камня. Елена подумала, что Алек назвал бы это неплохим сувениром, если бы не несколько «но»…
Чаша сияла. Внутренним каким-то мистическим светом. Он струился в ночи мягким и теплым облаком, как какое-то странное отражение лунного света. А еще чаша казалась живым существом. И это было очень сильное впечатление. Казалось, она живет, казалось, каждый из четверых, стоящих сейчас возле алтаря, слышит биение ее сердца. И это поражало. Чаша воздействовала на каждого.
Елена получила уже знакомый заряд свободы. Полной, беспредельной, безумно желанной. И силы, какой-то удивительно родной, всепоглащающей и идеально послушной. Ощущения были такими же, как у героев древних былин. «Вот мне бы сейчас кольцо в земле, да другое в небе, схватился бы я за них. Да перевернул бы землю и небо». Рядом с чашей Елена чувствовала себя богиней, но при этом, у чародейки не возникало желания что-то ломать, скорее наоборот, хотелось мира и созидания. Волны силы при этом не успокаивали Еленин и бешеный ночной гон, но придавали ему какой-то особый смысл. Звуки стали восприниматься еще резче, мир наполнился новыми красками. И хотелось бежать в ночи вслед за добычей, по следу, плыть над землей серой волчьей тенью…
Алек отметил, как изменились глаза его дорогой подруги. Они светились сейчас ярким серо-серебряным цветом, каким обычно виделась ее магическая сила. Видел он, что зрачки глаз Елены стали вертикальными, как у зверя. Однажды он уже замечал за ней такое превращение. Но если тогда это пугало его, то сейчас, наоборот, почему-то радовало. Как нечто, что роднит их с его дорогой подругой. А сам он вновь ощутил ту же волну свободы и силы. Как-то легко и чудесно сразу стало жить. Хотелось взлететь, расправить пестрые крылья, поймать ветер и нестись над землей, выслеживая в заснувшем мире свою добычу.
Павел будто окаменел. Чаша потрясла его, как и сила, вливающаяся в него полноводной волной. Ему артефакт дарил покой и некую мудрость. Слишком правильную и древнюю. Перед таким знанием хотелось пасть на колени и внимать. Хотелось утонуть в этом тепле и безбрежном добре. Перед ликом бога…Какого-то иного, прежде не виданного. Но не забытого, по-прежнему сильного и юного. Бога, которому не соврешь…
— Теперь ты знаешь, — обратилась к нему Елена, и в ее словах сквозило какое-то странное торжество.
— Да, — ФСБшник оперся об алтарь, будто ноги его не держали. — Я не смогу… Она не принадлежит людям. Только богам. Богу….
Маг и чародейка синхронно кивнули ему, будто освобождая его от какого-то гнета, будто вынесли ему приговор о помиловании. И вдруг ему сразу стало легче. Ненужный и кажущийся сейчас диким и чуждым приказ забылся, истерся, исчез. И остался лишь покой. И пришло долгожданное понимание…
— Отец Василий? — Елена шагнула к священнику. В ее тоне теперь звучала некоторая мягкость и ласковые ноты. Она присела на корточки рядом с монахом, чуть тронула его за плечо. По щекам священника текли слезы. Крупные, редкие, будто слезы ребенка. Но само лицо выражало лишь радость. Отец Василий получил свой дар. Чаша больше не вызывала у него сомнений. Пусть когда-то она и принадлежала языческому божеству, но сейчас… Такая красота и любовь может идти лишь от того бога, которому монах посвятил свою жизнь. Он узнал об артефакте, будучи еще юношей. И тогда, когда Егор нашел ее сорок лет назад, отец Василий не смог увидеть это чудо. Но всегда мечтал об этом и молился. И вот его бог ответил, признал благочестие священника, его праведную и честную жизнь. И наградил своего слугу…