— Оперативно, — оценила ведьма. — И кардинально. Слушай, а как ректор повелся на брата из Твери?
— Я вообще не афишировал никогда свою личную жизнь, — сказал Егор. — По вполне понятным причинам. Даже если бы не было чаши. Зачем кому-то знать, что я найденыш из монастыря?
— Если бы чаши не было, еще неизвестно, был бы ты этим самым найденышем, — мрачно возразила ведьма, но тут же перевела тему. — Так… Многое уже понятно. Продиктуй мне ее адрес в Москве, как зовут того твоего приятеля, ну, и ее фамилию.
Он отпустил ее руку, которую все это время держал в своей ладони. На миг она испытала разочарование, таким привычным было это рукопожатие. Потом настоятель послушно продиктовал все, что она велела.
— Теперь есть шанс ее найти, — деловито сказала Елена. — Но у меня к тебе есть еще вопрос. В ту ночь, когда убили отца Иннокентия, он молился перед иконой святого Власия. Что это за икона?
— Это список одного древнего образа, — несколько удивленно рассказал настоятель. — Это был мой ему подарок.
— Только не говори, что сам написал, — недоверчиво хмыкнула хозяйка Бюро. В ответ настоятель кивнул.
— О! — ведьма обрадовалась. — И это тоже кое-что проясняет. Но надо проверить… Где она сейчас? В монастыре сказали, что ты ее забрал.
— Она в моем кабинете, — Егор очень хотел расспросить ее, к чему все это, но понимал, что сейчас не время. — Там у кровати есть шкаф-пенал. Она лежит на второй полке. Я хотел вычистить ее и заменить оклад. Но все руки не доходят.
— Это удачно для меня, — пробормотала хозяйка Бюро, что-то набирая в смартфоне. — Вот! — она показала ему ряд изображений. — Иконы с ликом святого Власия. Какая из них?
Егор указал на одну из картинок.
— Можно было и догадаться, — усмехнулась Елена.
Икона была крайне не обычной. Для начала на ней был не только священномученник Власий, но еще патриарх Модест и мученики Лавр и Флор. Над каждым именем можно было задуматься отдельно, но пока Елене было не до этого. На холсте человеческие фигуры располагались по краям, на заднем плане видны были люди на конях, явно военные, у ног Власия, естественно, пасся скот на желтом поле. Самое интересное, что посреди иконы была выписана линия реки, на берегу которой стоял дуб. А вот под деревом расположился крылатый Змий, собирающийся пить из бурных вод.
— Вот и наш бог, — указывая Егору на Змия, весело сказала ведьма.
— Волх, — без улыбки подтвердил настоятель. — Лена, я все понимаю. Да, это его чаша. Но уже много веков ее хранит бог христианский. И я выбрал именно христианское божество. Когда-то, когда был совсем маленьким, я просто просил его защиты. Тогда же меня и крестили. Мне было страшно, что я не смогу защитить чашу. Потом… Я узнавал больше и больше. И мой выбор уже стал сознательным. Мне это нравится. И эта вера, и монастырь, его тишина и покой, я верю каждому слову наших молитв. Это мое. Пусть мое понимание или видение христианского бога, возможно, несколько отличается от того, каким он представляется моим братьям.
— Конечно, — серьезно подтвердила ведьма. — Я и не спорю. Я помню, что ты сказал мне тогда в храме. Это твой бог. Что до сознательного выбора, — она пожала плечами. — Одна моя очень мудрая знакомая как-то заметила, что к богу, а она говорила именно о христианском, приходят либо от незнания, либо, наоборот, узнав слишком многое.
— Типа того, — чуть усмехнулся настоятель, но тут же опять стал серьезным. — А ты? Ты веришь в бога?
— Верю, — твердо и искренне сказала Елена. — И уверена, что он един. Больше скажу, когда люди искренне обращаются к нему, никто не называет его по имени. Ведь это и не нужно. Он и так понимает, когда с ним говорят сердцем. Что до видения божественного, то тут мне все-таки ближе язычество. Так что, тут на картинке, прямо посредине, мой бог.
— И, конечно, — теперь Егор весело и хитро улыбался. — Мы могли бы вспомнить, что еще у Рыбакова написано о двоеверии. В России всегда язычество уживалось с христианством. Так что чистого православия здесь никогда не было. И даже в наших иконах мы видим это самое двоеверие.
— Вот-вот, — так же усмехнулась ведьма. — Алек все равно будет иронизировать, когда я ему это покажу.
— Алек? — тон у Егора стал слишком нейтральным.
Елена от души усмехнулась. Ну, и кто теперь ревнует?
— Это мой друг, — твердо ответила она.
— Ты его уже упоминала, — вспомнил настоятель. — Говорила, коллега.