— Лоран, может, всё же поспишь?
Да, я не спал уже больше трёх дней. Это бы не было так неприятно, если бы я, как и раньше занимался умственной работой, сидя за ноутбуком, но не сейчас. Моё ежедневное расписание проходит примерно так. С утра пока ещё даже не рассвело я ухожу на охоту, а прихожу, когда уже начинает темнеть. Ночью вместо отдыха сплю с Ланой и Мэг.
Всё как в тумане.
— Ауу, Лоран.
И дело не в том, что я хочу или не хочу спать, проблема глубже. Я просто не могу. Каждый раз, закрывая глаза, я чувствую, что сердце будто перестаёт биться. Это пугает. Я перестаю видеть и слышать. Лишь одна мысль, лишь одна преследует меня.
«Почему ты родился таким?»
Я не знаю, что она означит и почему вдруг поселилась в голове, после того случая. Но почему-то от неё больно. В животе буквально всё сдавливается, а дышать становиться всё сложнее.
Даже сейчас, когда сидя на стуле, я закрыл на пару секунд веки, этот голос преследует меня.
— Что?
Пока я с отсутствующим взглядом наблюдал за запретной, со стороны общества, любовью между матерью и дочерью, я и не заметил, как они прекратили.
«Всё же для матери с дочерью, они уж слишком легко согласились на инцест»
Про то, что они родственники я узнал только на второй день. Если честно сильно удивился. Уж слишком молодо она выглядит для матери настолько взрослой дочки.
— С тобой вообще всё в порядке? Что-то ты плохо выглядишь.
— Не обращай внимание.
Почему-то от её показной заботы, я вдруг почувствовал злость и даже вину?
«Я плачу тебе не за лицемерие»
— Подойди поближе.
Положив последнюю оставшуюся бутылку вина, я взял канцелярский нож со стола.
— Зачем?
Увидев в руках нож, она испуганно замерла.
— Двигай ногами, а не языком.
Не сразу, но она подошла.
— Высунь язык.
— Лоран я…
— Молча.
Я увидел, как обнажённое тело покрылась мурашками, плечи немного подрагивают, как и ресницы глаз, зажмуренных от страха.
«Всегда хотел это попробовать»
С трясущимся ножом, я одним движением надрезал свой язык, а потом и её.
Почувствовав боль, она что-то начала кричать, сначала с испугом, а потом и со злостью. Но так как она, прикрывает рот руками, я ничего не смог увидеть.
— Нц, заткнись.
Одна лёгкая пощёчина, после которой, я словно змея в одно мгновение вцепился в губы. Всю кровь, которая заполнила рот, я попытался обменяться с ней на её.
Запах железа проник в нос, а тошнотворный привкус ржавчинызаполонил рот до самого горла.
— Прекрати!
Меня оттолкнули, а затем влепили пощёчину. Но я не почувствовал боли, скорей даже немного взбодрился.
— Что творишь, ублюдок! Ты, конечно, можешь позволить себе многое, но это уже слишком. Я на это не подписывалась.
— А что ты думала, что всё будет так просто?
— Просто? Ты только что сказал просто? Я сплю с собственной матерью, чтобы только ублажить извращённого ублюдка. И ты говоришь просто? Да как у тебя только язык повернулся подобное сказать.
«Как будто я просил твою мать приводить тебя»
— Ой, как драматично, я аж всплакнул. Иди сюда бедненькая я тебя пожалею.
— Отброс.
— Ну тут я бы поспорил, кто из нас больший отброс. Я, человек, что рискуя жизнью, приносит в лагерь больше всех провизии или же шлюха согласившаяся совокупляться с собственной матерью только для того, чтобы не рисковать своей задницей.
— Тварь! Как будто ты такой весь святой помогаешь другим. Ты делай это только для себя.
— Ну да. Это как бы очевидно, так же как и вы обе, но различие наше заключается в другом. Моё эгоистичное занятие помогает выжить десяткам, а то и сотне людей каждый день и это только небольшая часть моих заслуг, когда ваша… Мне вообще надо это сравнивать?
— И что? Теперь ты себя считаешь лучше нас?!
— Да, считаю.
— Ну и? Это потешило твоё задетое самолюбие?
— С чего это? Оно никогда и не было задето, а если бы и было то, вряд ли бы две шлюхи помогли бы его утешить.
— Да ну. Так и не задето? А после того случая с твоей ненаглядной, за которой ты словно собачка бегал?
Я ясно почувствовал, как щека дернулась.
— Что попала в точку? Ну да все уже в лагере знают о грозе всех зомби и психа, направившегося всех охранников лагеря, которого словно последнего неудачника бросила его хозяйка.
К горлу, что-то подступило.
— Лучше тебе замолчать.
Пальцы начали дёргаться, зубы скрипеть, а глаза сами уже бегают в поисках чего-то тяжёлого.
— А то что? Что ты сделаешь? А? Брошенная собачонка!
— Слишком много болтаешь.
Приступ злости улетучился, ко мне вернулась ясность мысли. Я снова могу рассуждать.