Людмила из Запорожья и Анджела из Никополя, сразу же сдружившиеся, мнили себя красавицами, и не без основания, только первая была чистюлей, а вторая не мылась и распространяла вокруг себя зловоние. Занимались обе слабенько, основная их цель прослеживалась достаточно красноречиво — удачно выйти замуж. Не удивительно, что парни в них быстро разобрались, и Людмиле это удалось, а вот Анджела возвратилась в Никополь без мужа — не нашлось охотника вдыхать ее амбрэ.
Галя — то ли разведенка с ребенком, то ли мать-одиночка — из Днепродзержинска была любовницей одного из наших преподавателей. Не кроясь, он каждый вечер приходил за ней и уводил куда-то. Возвращалась Галя сильно уставшей и голодной. За раз могла съесть килограмм полукопченной колбасы и при этом оставалась очень худой. Какой же был ужас, когда к весне у нее обнаружили солитер, и пришлось выводить его из нее в больничном стационаре. Впрочем, конца этой эпопеи я не помню.
Рыжая кудрявая девица, сухопарая и некрасивая, кажется ее имя Валентина, тоже приехала из Запорожья. Предел ее мечтаний состоял в получении распределения в престижную школу. Она была отличницей, все время посвящала учебе и ни с кем не дружила.
Имя девушки с раскладушки, тоже рыженькой и кудрявой, но пониже ростом и посимпатичнее Валентины, я не помню, кажется, Маша. Приехала она из глухого хуторка, училась средне, о многом не мечтала, ее вполне устраивало работать учительницей у себя дома, только бы не на колхозных грядках, как ее родители. Она уже была засватанной и считала свою жизнь сложившейся.
Иногда Анджела, которой наглости было не занимать, включала громкую музыку и мешала остальным готовиться к занятиям, тогда в комнате возникали скандалы. Ее даже хотели побить, но поостереглись возможного отпора при ее почти двухметровом росте. Зато ей неоднократно бросали в лицо ее же немытое белье, вынутое из-под матраца. Всю неделю эта задрипанка собирала его там, а потом отвозила домой в материну стирку. Можно понять, каким бывал воздух в комнате, если учесть, что кровать Анджелы стояла у батареи.
Меня спасало одно: мы с Юрой занимались в читальных залах, чаще в главном, с самым богатым книжным фондом — на Шевченковской улице. Это было наше пристанище, тем более что в том корпусе размещалась отличная студенческая столовая, где я питалась, и главное хранилище художественной литературы университетской библиотеки. Случалось, что нужных книг в этой читалке не оказывалось или они были разобраны, тогда мы шли в ЦНТБ (Центральная научно-техническая библиотека) Министерства металлургической промышленности на улицу Дзержинскую или в Центральную городскую библиотеку на углу проспекта К. Маркса и улицы Московской, где тоже имелись отличные читальные залы. Доставали и до читалок горного и транспортного институтов. Был читальный зал и в нашем общежитии, где мы занимались, если удавалось взять нужные учебники.
После занятий, когда голова уже не соображала, мы возвращались в общежитие и прогуливались по длинному коридору. Часто останавливались для долгих бесед у торцевого окна, выходящего на проспект Гагарина. Вечером оно открывало чудесный вид на техникум электрификации сельского хозяйства и дальше — на научный городок транспортного института. Там разливались огни, извиваясь причудливой рекой, и мелькали машины, подмигивающие фарами — чисто городской пейзаж, и у меня от него замирало сердце. Мы часами стояли у того окна, случалось, просто молчали и думали о своем. Нам нравилось быть друг возле друга. Мне представлялось, что в будущем я буду жить в таком же красивом городе, где чисто, кругом тротуары и нет пыли, поднимающейся за проезжающими машинами.
Прогулки по городу, вблизи общежития, и походы в кино — вот наши скромные развлечения.
Зимняя сессия наступила своим чередом, вовремя. Количество и разнообразие сдаваемых предметов увеличилось, правда, перед этим у нас по всем предметам прошли коллоквиумы, где мы основательно их проработали. Поэтому сдавать зачеты было легче, случилось это незаметно и гладко, по некоторым предметам я получила зачеты автоматом, а вот экзамены по-прежнему были серьезным испытанием.
Теперь я больше волновалась перед каждым из них, порой напряжение достигало предела и принуждало меня идти отвечать первой. На это решались не многие, предпочитая дожидаться, когда преподаватели притомятся и наслушаются столько бреда, что за каждый правильный ответ будут готовы ставить «отлично». Собственно, как усложнялись изучаемые предметы, в такой же мере возрастало и мое понимание их. Я не могла опередить процесс, и снова все сдала на четверки, кроме пресловутого матанализа, ставшего почти любимым моим предметом. Без шуток. Я и сейчас люблю на досуге «пощелкать» интегралы, и с любым, сколь бы сложным он ни был, справляюсь успешно, нет для меня в них сложности. Даже смешно, что наша лектор кичилась этим умением и гордо вскидывала голову, когда мы ее за это льстиво подхваливали.