Незаметно подошла вторая сессия, летняя. Первый экзамен — теория функций комплексного переменного, годичный курс, который в зимней сессии шел зачетом. Читал его строгий человек — Остапенко Виктор Александрович, доктор физико-математических наук, профессор, гроза студентов, особенно по курсу уравнений математической физики. Но не он стал героем моих воспоминаний, а Пелешенко Борис Игнатьевич, ассистент, еще год назад находившийся в студенческой шкуре, сидевший за партой в этих же аудиториях. Будучи почти нашим ровесником, он держался проще, был улыбчивее, доступнее. Да и предмет преподносил лучше, чего уж скрывать. Именно Борис Игнатьевич поставил мне первую пятерку на экзамене, и важно то, что это была не проходная оценка, а итоговая по курсу.
Позже вместе с Борисом Игнатьевичем я работала в химико-технологическом институте, много раз мы вместе принимали вступительные экзамены, и всегда находили общий язык. Мало столь приятных людей встречается на жизненном пути. Сейчас он возглавляет кафедру высшей математики в аграрном университете.
Итак, с его легкой руки у меня случился поворот к лучшим оценкам на экзаменах. Наконец-то пятерка! — я лучилась и пела. Но не успела насладиться маленькой победой, как была вызвана в деканат, где мне вручили весьма грозную повестку к следователю городской прокуратуры.
Конечно, туда меня повел Юра.
Пришли. В кабинете меня встретил приятный с виду человек. Расспрашивает, кто я, чем занимаюсь, как поживаю. Я вся свечусь, рассказываю, что сегодня знаменательный день — первая экзаменационная пятерка за два года учебы в вузе, после многих моих слез и уныний, после Золотой медали, когда у меня просто никогда четверок не было. Смотрю — у него светлеет лицо, вроде ему нравится то, что я рассказываю. И как рассказываю. Он дальше спрашивает, какой предмет я сдавала, почему избрала мехмат. Объясняю, мол, пошла бы на журналистику, но тут этого факультета нет, а ехать в другой город родители не пустили из-за перенесенной опасной болезни. И снова вопросы — о родителях, где провела летние каникулы прошлого года, кто меня видел, кто может подтвердить, что я была там, где говорю.
Вижу, дело серьезное, даже улыбка у меня пропала. Думаю, кто же может подтвердить? Называю ряд фамилий. Хорошо, радуется следователь. А куда я дела свои школьные тетрадки? У меня — растерянность: никуда, дома на чердаке лежат, наверное.
Слово по слову, достигли взаимного доверия. И тут он вынимает из стола стопку тонких школьных тетрадок, показывает.
— Ваши?
— Мои, — отвечаю с внутренней дрожью и полным непониманием, как и почему они у него оказались. Становится страшно, но никаких догадок нет. — Это сочинения по русской литературе, но почему у них такой вид?
— Не видели их такими?
— Измятыми и в пятнах обветрившейся крови? — размышляю я вслух. — Нет, в таком виде не видела, — делаю акцент на слова «в таком».
— Они были найдены в Крыму, на месте преступления. Ограблен магазин, убит сторож. Вашими тетрадками брали труп за руки-ноги, чтобы отнести в кусты. Кто мог это сделать?
Ну не я же! И вообще я в шоке. Прикидываю о тех, кто мне дорог, — нет, никто из них не мог, ведь следователь спрашивал о прошлом лете, а тогда все мои родные и близкие были по своим обычным местам.
— Ничего не приходит в голову, не знаю.
— А фамилия Гапоненко вам ни о чем не говорит?
Я даже подпрыгнула: ну конечно! Все сразу обрело ясность.
— Говорит, — и дальше я рассказываю без наводящих вопросов: — Их большой дом на две квартиры стоит около нашей одноэтажной школы. В одной квартире живут хозяева с единственным сыном, а другую сдают учительнице русского языка и литературы Голубь Галине Андреевне. Когда я окончила школу, Галина Андреевна попросила отдать ей тетради с сочинениями, сказала, что будет использовать их на своих уроках.
— И вы отдали?