Ла-и радостно виляли хвостами перед всяким чунгом из большой стаи, но подлинно своими считали только чунгов группы Смелого. За Молодой помой они тоже следовали неотлучно. Это позволяло Безволосому и Молодой поме часто отставать или уходить вперед от постоянно движущейся в лесу группы: ла-и всегда были с ними, и никакой хищник не мог напасть на них врасплох.
Однажды оба, далеко обогнав остальных чунгов, вышли на более открытую местность. Здесь не было высоких толстых деревьев, не было непроходимых кустов. Но были огромные обгорелые стволы, молодая густая поросль, оплетенная пестроцветными лианами, тонкоствольные молодые деревца и отдельные уцелевшие крупные деревья. Вероятно, тут бушевал пожар, но небо не позволило ему сжечь весь лес, а вовремя погасило его проливными слезами.
Молодая пома забралась в кусты, по верхним ветвям которых краснели целые гроздья вкусных ягод, и вся спуталась при этом вьющимися лианами. Когда она вылезла оттуда, то губы и пальцы у нее были красными от ягод, а вся она разукрасилась целыми гирляндами цветущих лиан — по рукам, по туловищу. Лианы обвились ей и вокруг шеи и спускались на грудь, как ожерелье.
Увидев себя такой разукрашенной, она захлюпала от удовольствия. Этот живой наряд так понравился ей, что она стала сама прилаживать на себе лианы получше. Потом, испытывая потребность поделиться своим удовольствием, она подняла глаза на Безволосого и радостно окликнула его:
— У-о-кха! У-о-кха!
Безволосый обернулся, увидел ее, всю обвитую цветущими гирляндами, и стал пристально всматриваться, словно не узнавая.
— У-о-кха! У-о-кха! — повторяла Молодая пома все так же радостно и оглядывала себя, словно говоря: «Смотри, смотри».
— Хак? — вопросительно произнес Безволосый, подошел к ней и пощупал ее цветущие ожерелья. То, что сделала Молодая пома, понравилось ему, и он произнес с видимым удовольствием:
— Вуа-кву-у!
— Хак? — спросила в свою очередь Молодая пома, не поняв произнесенных им звуков.
— Вуа-кву-у! Вуа-кву-у! — повторил Безволосый, словно желая сказать: «Очень красиво, очень красиво!»
Он побежал к кустам, чтобы нарвать лиан и самому разукраситься ими. Вскоре их нагнали остальные чунги, а когда увидели наряд Молодой помы, он им очень понравился. И в то время как чунги окружили Молодую пому и всхлипывали от явного удовольствия, разглядывая ее, помы быстро начали обматывать себя по плечам и вокруг туловищ цветущими стеблями, чтобы тоже понравиться самцам.
Украсившись так, все продолжали бродить по лесу, лакомясь сладкими ягодами на густом молодом кустарнике. Безволосый и Молодая пома в сопровождении двух ла-и снова обогнали их и набрели на огромный поваленный ствол с ободранной корой. Поперек ствола лежала прямая сухая ветка, брошенная сюда бурей или каким-нибудь другим чунгом.
Виденные перед этим обгорелые стволы и теперешнее впечатление от ствола с переброшенной через него веткой пробудили у Молодой помы воспоминания об огне над пещерой, который сделали они со Смелым. Она вспомнила также давнишний пожар в лесу, глубоко врезавшийся в ее детское сознание, и остановилась перед стволом, широко раскрыв глаза. В ее воображении ствол загорелся. Вот… вот они вдвоем со Смелым взяли положенную поперек палку и быстро трут ею о ствол… Сначала появляется тонкой струйкой дымок, потом заиграли огненные язычки… Загорелась палка, загорелся весь ствол, стало жарко…
Испуганная, сама не веря такой возможности, еще робея перед собственной смелой мыслью, Молодая пома нерешительно окликнула ушедшего вперед Безволосого:
— У-о-кха-а!
Безволосый обернулся, поглядел на нее, но так как тревоги у нее в голосе не было, он снова двинулся вперед.
— У-о-кха! — крикнула Молодая пома на этот раз с раздражением и вдруг махнула ему рукой. «Иди сюда» — говорило это движение, и она была первым чунгом, который подзывал другого, махая ему рукой.
Безволосый озадаченно вернулся. Молодая пома, поглядывая то на него, то на ствол с перекинутой палкой, начала причмокивать с каким-то усилием, а горло у нее, видимо, сжимало от неудержимого желания выразить свою мысль вслух.
— У-к-ку-ку! — произнесла она, указав на ствол и палку, а поднятые брови и вытаращенные глаза выражали невероятное душевное напряжение. «Понимаешь? — словно хотела она сказать. — Из этого ствола мы опять можем сделать огонь…»
Но Безволосый не мог найти в стволе ничего примечательного, сколько ни напрягал мысль. Дерево как дерево. И он опять стал глупо хакать:
— Хак? Хак?
Молодая пома поняла, что он не понимает ее. Как передать ему свою догадку, как? Она схватила его за руку, заглянула прямо в глаза, вытянула губы и издала звук, подражая гудению огня при сильном ветре:
— Ффу-у-у! Ффу-у-у!
Потом подтащила его к стволу, схватила палку за один конец, а ему указала на другой.
— Уак-ку-ку! Уак-ку-ку! Ффу-у-у! Ффу-у-у! — повторяла она и начала быстро двигать палкой по дереву.
Только теперь Безволосый понял, о чем думала Молодая пома. Вспомнив, как они зажгли огонь над расселиной в скале, он быстро перепрыгнул через ствол и схватился за свободный конец палки.
— Уак-ку-ку! Уак-ку-ку! — радостно всхлипнул он, словно говоря: «Понял, понял! Теперь мы опять сделаем огонь!»
В это время подошли остальные чунги. Они молча стали вокруг, все еще не понимая, что те хотят сделать. Но, когда Молодая пома и Безволосый начали двигать палку взад-вперед с бешеной быстротой и все по одному и тому же месту, они захлопали от радостной догадки. А когда от ствола стал подниматься легкий дымок и вскоре показались игривые огненные языки, они разразились криками восторга и полного торжества.
Чунги снова сделали огонь, не понимая, что могут сжечь весь лес. К счастью, вокруг ствола не было других сухих деревьев, а трава была совсем зеленая. Кроме того, и самый ствол горел совсем медленно. Он не давал большого пламени, а огонь постепенно вгрызался в его сердцевину.
И Смелый, и Бурая, да и все чунги постарше вспомнили, как ели печеные плоды, печеных животных и кри-ри в давнишнем пожарище, и разбежались вокруг в поисках плодов и та-ма. Бросали их в огонь и потом вытаскивали ветками. Спеша поскорее полакомиться печеным, хватали их еще горячими, обжигали себе пальцы и подпрыгивали, вскрикивая:
— Уой! Уой! Уой!
Огромный ствол горел несколько дней и ночей, и все это время чунги ели только печеные плоды, печеных та-ма и других мелких животных, каких только могли поймать и убить. Ствол горел все время медленно, с небольшим пламенем и густым дымом, но ночью пламя светилось ярко и пугало хищников, так что те далеко обегали необычайный ночной лагерь чунгов. Потом ствол начал гаснуть, но чунгам пришлось покинуть его раньше, чем он совсем погас. Поблизости не осталось необобранным ни одно плодовое дерево, не осталось и животных, и однажды утром они снова двинулись в путь без всякого направления. Медленно догорающий, тлеющий ствол все продолжал дымиться, а когда через несколько месяцев по этим местам проходила другая большая группа чунгов, она нашла только несколько недогоревших, погасших головней.
Открыв тайну добывания огня, чунги повсюду, где ни проходили, оставляли за собою следы из головней, пепла и кострищ. Сами того не соображая, они вызвали немало стихийных пожаров, уничтоживших лес на огромных пространствах, и в этих пожарах погибло немало чунгов. Но постепенно они стали опытнее и начали устраивать костры только на таких местах, где не было риска поджечь лес. Таким образом, по ночам в лесу тут и там засверкали костры, не превращаясь в пожары, а вокруг них заметались тени плясавших от радости и удовольствия чунгов. Они давно уже оставили за собою самых умных и хитрых животных, давно уже стали побеждать с помощью веток и камней самых сильных из них, а теперь они пугают горящими головнями и грау, и хо-хо, и мута, и всяких других самых крупных зверей. Притом, какое другое животное может сделать себе копалку, добыть огонь, испечь плод или мясо? Какие другие животные ведут такую сознательную совместную жизнь? Никакие, никакие. Даже молодые близнецы, не имея опыта старших чунгов, понимали, как полезно для всех быть всегда заодно. А при своей понятливости и неуемном любопытстве они часто догадывались и открывали новые полезные факты и вещи, которые взрослым теперь приходилось заимствовать у них, и, таким образом, опыт всех чунгов непрестанно расширялся и обогащался.