Они тоже поднялись на гору над пещерой, смотрели и искали повсюду, но напрасно. Смелый встал на скалу и начал вызывать его.
Однако мертвого чунга нигде не было, и днем все они забыли о нем. Не вспомнили и в последующие несколько дней. Но однажды утром опять начался сильный ветер, и старый чунг опять заскулил и завыл в расселине. Испуганные, но в то же время разгневанные на умершего за то, что он опять пугает их своим завыванием, чунги выскочили и все вместе поднялись на гору над пещерой. Они решили либо прогнать его подальше, либо убить, чтобы он не вздумал снова беспокоить их; но опять не увидели его нигде и подумали, что он заметил их и убежал.
Когда вечером чунги собрались в пещере, умерший чунг снова сел над расселиной в скале и снова завыл и застонал. Так как было еще светло, чунги и на этот раз стали искать его, но опять не могли найти. Озадаченные, встревоженные, испуганные этим невидимым присутствием умершего, они забрались в пещеру и целую ночь слушали его завывания, дрожа от страха. При этом ветер усилился, и из расселины стало дуть так сильно, что им опять пришлось сбиться в кучку, чтобы согреться.
На утро чунги уселись у края расселины над пещерой и уныло, беспомощно мигали. Они сознавали, что для того чтобы им не дуло, для того чтобы не слушать завываний умершего чунга, нужно снова закрыть расселину. Но как ее закрыть, если древесного ствола больше нет? Неужели придется покинуть обширную светлую пещеру только для того, чтобы избавиться от сквозняка и от завываний умершего чунга?
В это время близнецы, притащившие с собою по длинной ветке, стали играть с ними, то перебрасывая через расселину, то снова подхватывая. По их примеру другие детеныши тоже начали перебрасывать через расселину длинные ветки. С их стороны это было только игрой, но игра вызвала у Безволосого великую догадку. Он взревел, вскочил и перебросил через расщелину свою заостренную ветку.
— У-о-кха-кха! У-о-кха-кха! — заревел он и махнул другим, сзывая их за собою, и кинулся в лес.
Остальные, не зная, зачем и куда он их зовет, но понимая, что вожак придумал что-то очень важное, последовали за ним. Безволосый повел их в лес, сломал первый показавшийся ему пригодным молодой ствол, потом еще один и помчался обратно к пещере. Другие чунги, увидев, что он делает, сделали то же.
Безволосый положил поперек расселины сначала стволы, которые сам принес, потом схватил ветки у Молодой помы, положил и их. И на этот раз чунги поняли, как нужно делать, и быстро уложили каждый свои ветки. А так как им не хватило веток, чтобы закрыть всю расселину, то они отправились за ними еще раз, потом еще и еще. Так они закрыли всю расселину, а потом долго всхлипывали и радостно прыгали вокруг нее; а когда наконец вернулись в пещеру, то светлого пятна у них над головами больше не было.
Все это было так странно…
Однажды ночью, невидимо для спящих чунгов, упал легкий снежок, покрыв все вокруг белой пеленой. Утром Безволосый и Молодая пома, выйдя первыми, вскрикнули от безграничного удивления:
— Вуо-кхвуа-а!
Остальные, услышав этот громкий, изумленный крик, кинулись к ним, увидели белое покрывало повсюду и тоже закричали:
— Вуо-кхвуа-а! Вуо-кхвуа-а!
Молодые чунги вообще не знали, что это такое, а старшие давно уже забыли и белую пустыню на севере и слетающие с неба мягкие пушинки, так что удивились не меньше молодых. Но больше всех удивились чунги-близнецы. Один из них, выскочивший из пещеры со скорлупой та-ма в руках, так изумился, что выпустил скорлупу. Она упала на камень и ударилась так, что разделилась на две половины.
Никто из старших не обратил на это внимания, так как скорлупа служила только игрушкой для детенышей. Но вот близнецы, играя, стали наполнять скорлупу снегом. Они наполняли ее, а снег таял и превращался в воду, и это им очень нравилось.
Молодая пома увидела, как один из маленьких чунгов носит в скорлупе воду, и смотрела на него так, словно увидела неожиданно выскочившего на нее грау. В памяти у нее мгновенно всплыл случай, когда она переносила листья в гнезде кри-ри, вспомнилась и кучка орехов, которую они с Безволосым нашли в дупле. Она была сообразительна и по наследству и от природы, и ее сознание быстро заключило, что и в скорлупе можно было бы носить листья, можно было бы перенести и много орехов сразу.
Она кинулась к маленькому чунгу, выхватила у него скорлупу и убежала с нею в пещеру.
— У-о-кха-кха! У-о-кха-кха! — кричала она, держа скорлупу высоко над головой. Этим она хотела передать остальным чунгам то, что открыла, о чем догадалась.
Понятно, всего этого чунги не сознавали, они даже не всякую свою догадку умели использовать как должно. Не сознавала этого и Молодая пома и потому таскала с собою скорлупу та-ма почти целый день без всякого смысла. Да она и не понадобилась: сколько пома ни осматривала одно дупло за другим, нигде не нашлось орехов.
В этот день никто из чунгов не нашел плодов и не подстерег никакого животного. И так как голод терзал им желудки, а день уже кончался, чунги снова стали раскапывать землю вокруг кустов и крупных трав, ища коренья и луковицы. Они научились хорошо копать острыми камнями, а землю выбрасывали руками и таким образом обнажали весь пучок корней и выбирали все луковицы до единой. Безволосый и Молодая пома тоже начали подкапывать большой куст травы с толстыми стеблями.
Копать было трудно, так как дневное таяние снега размягчило только самый верхний слой, а внизу земля была твердая и плотная. Но они работали настойчиво и упорно, время от времени отдыхали и продолжали снова. Наконец им удалось глубоко подкопать весь куст. Они достали столько луковиц, что хотя наелись досыта, не могли съесть всего. И вспомнив, как они поступили с орехами в дупле, они начали закапывать луковицы в землю, чтобы доесть на следующий день. Засыпали их и встали, чтобы уйти. Молодая пома потянулась за оставленной на земле скорлупой и вдруг словно чего-то испугалась.
— Вуо-кхвуо-о! — захлебнулась она, уставившись на скорлупу и вытягивая губы.
— Хак? — хакнул Безволосый, озадаченный ее восклицанием, словно спрашивал: «Что такое?»
Молодая пома быстро присела у зарытых луковиц, разбросала землю и на глазах у изумленного Безволосого наполнила ими костяную скорлупу. После этого она встала, прижала скорлупу к туловищу и двинулась впереди Безволосого, время от времени радостно всхлипывая. Она была все еще далека от мысли о том, чтобы запасаться пищей на последующие дни; для ее радости довольно было и того, что она несет в скорлупе столько луковиц сразу, сколько не может нести в руках ни один чунг; что отныне всегда, когда найдет побольше плодов и луковиц, она сможет все сразу перенести в пещеру.
И действительно, наподобие маленьких чунгов, которые таскали в пещеру все, что им нравилось и привлекало их внимание, она стала носить в скорлупе луковицы, коренья, случайно найденные в опавшей листве орехи, мелкие кости, блестящие камешки, перья кри-ри, лоскутья шкур убитых и съеденных животных.
Она делала это почти напрасно, почти без пользы, так как все съедобное всегда съедалось, а остальное просто разбрасывалось по пещере. Но следствием этой бесполезной с виду деятельности было то, что прочие чунги, впечатлительные ко всему новому, сделанному любым из них, начали возвращаться в пещеру по нескольку раз в день и сносить в нее самые различные предметы.
Больше всего они таскали кореньев и луковиц. Выкапывали их усердно, так как становились все ловчее, и копали уже не только для того, чтобы насытиться, но и чтобы принести в пещеру. Они делали это без всякого сознательного предвидения и все еще далекие от какой бы то ни было мысли о запасах, а по привычке и по склонности к подражанию.