Фрол Максимович неподвижно смотрел в пол.
Все разразилось, как ливень, как гроза. Сегодня на Громатуху приехал товарищ из района — член бюро райкома партии, — товарищ, которому Фрол Максимович доверял во всем, и он сказал ему, что Василий состоял на службе в армии Власова, был заброшен в полк Максима Корюкова с целью разведки и диверсий…
Фрол Максимович вспоминал… Он видел Василия в зыбке, в пеленках, потом учеником первого класса. Крепыш Максим везет его на санках в школу — тогда жили еще в Талановке, в трех километрах от Громатухи.
И другое… Ветер, буран. Ребята собираются на пионерский сбор. Максим стал на лыжи и ушел, а Василий долго зяб на ветру, ждал рудовозов, чтобы с ними доехать до школы, но рудовозы не взяли его, и он вернулся домой, пропустил сбор. А сбор был посвящен Павлику Морозову… Не там ли началось, не с этого ли выросло?..
А старик Третьяков? Каким ядом он отравил душу Василия, Фрол Максимович не знал, но теперь, когда это случилось, ему стало ясно, что потерял он сына еще до войны. Допустил недопустимое: в семье коммуниста вырос паразит. Да и некогда было в ту пору, когда рос Василий, думать о себе и своей семье. Время-то какое было! Боролись, выводили страну из нищенства, строили для своих детей хорошую жизнь в будущем, а как росли дети, к чему они готовились — об этом забывали или не находили времени для них. А зря, теперь искупай эту вину, отец, сердцем, если оно у тебя еще может перенести такое горе…
Огонь в печке погас, потускнели угли в загнетке. Татьяна Васильевна, скрестив руки, смотрела на мужа.
— За Василия позор нам на всю жизнь, — сказал Фрол Максимович. — А за Максима… — Фрол Максимович глянул на портрет старшего сына: — Радиограмма пришла от Михаила Ивановича Калинина. Поздравляет нас с тобой, Васильевна: полк Максима геройски штурмовал Берлин… Что б мы делали с тобой, мать, если бы не это?
Татьяна Васильевна не вскрикнула, не заплакала. Не видела она ничего и не слышала — всю ночь сидела перед открытой печкой. И вот уже начался рассвет.
Какая это была длинная ночь! Ночь незабываемого материнского горя, ночь больших материнских дум о детях…
Утром, вернувшись к завтраку, нет, не к завтраку, а проведать жену — матери-то больней! — Фрол Максимович увидел ее в сенцах со скребком в руках. Она собралась в разрез на промывку, почему-то повязав голову белой косынкой. Нет, это была не косынка. Это за одну ночь поседели ее гладко причесанные волосы.
ЭПИЛОГ
Осень 1945 года. Раннее утро. Над крышами домов станционного поселка столбились дымки: на востоке тоже кончилась война, и люди не гасили огонь в печках, чтобы встретить фронтовиков теплом и готовыми обедами. Ждали мужей, братьев, сыновей.
«Ждут, но дождутся не все». — Подумав так, Варя взглянула на клумбу перед окном пассажирского зала; прошлой зимой здесь в луче света, словно букет цветов, играл всеми цветами радуги клубок проволоки с болтами и шайбами. То была злая шутка мороза.
Сейчас цветы на клумбе блестели крапинками утренней росы и радовали глаз.
Варя счастлива: Леня рядом с нею. Но ей грустно: сколько девушек никогда не дождутся своих любимых!
— Какая красивая астра!
— Где? — спросил Леня.
— Вон в самой середине клумбы, высокая, с розовыми лепестками. Погоди, куда ты? Ведь люди смотрят…
— Ничего, одну можно.
Никто не остановил Леню; он сорвал астру и подал ее Варе. Люди исподтишка, чтобы не помешать, поглядывали на них. Варя чувствовала, что они с жалостью смотрят на Леню, на пустой рукав, продернутый под ремень. Что думают люди? Вот девушка дождалась своего суженого с войны, а он калека, без руки. Будет ли любить его девушка, не бросит ли?
Варя взяла астру, обняла Лену за шею и, не стесняясь, на глазах у всех поцеловала в губы.
Они вместе приехали на вокзал встречать московский поезд. Вчера, возвращаясь на Громатуху из краевого центра, они зашли к радисту перевалочной базы «Золотопродснаба». Радист сказал, что была радиограмма в громатухинский партком на имя Фрола Максимовича от генерала Бугрина: едет Максим Корюков!
Фрол Максимович и Татьяна Васильевна сейчас где-то на полпути, выбираются из тайги, опаздывают. Варя и Леня не стали их ждать, выпросили у начальника базы машину — и вот уже на вокзале.
Скрипя тормозами и звякая тарелками буферов, у перрона остановился поезд. Из вагона стали выходить пассажиры. Варя и Леня подбежали к четвертому вагону. В тамбуре поблескивали козырьки фуражек.
Где же Максим? Варя заглядывала в окна. Леня вскочил в вагон. Максима нет.