Они забирают все и убивают всех!
Этот год будет счастливым. Говорят, в Небесном Государстве земельный налог не больше трети урожая?
Ван Ян подтверждает: да, не больше трети урожая. Он просит принести ему пучок рисовой рассады и перебирает его в своих грубых пальцах так, как женщина перебирает жемчуг.
— У вас рис лучше нашего, — говорит он, — да и воды у вас больше. Мы живем высоко над рекой, и нам очень много приходится работать на помпах. У васстолько каналов!
Его вежливо спрашивают, из какой он провинции, и он снова вспоминает горящую деревню.
— Это в ущелье Ушань, на верховьях реки, — грустно отвечает он. — Далеко от ваших мест… очень далеко… Давно не держал я в руках мотыги…
Крестьяне спрашивают, что будет дальше. Бывалому воину предлагают закурить трубку.
Ван Ян поднимает глаза и рассматривает великолепную усадьбу с массивными крепостными стенами и огромной, тяжелой дверью. Дверь раскрыта настежь, люди снуют по двору. Над воротами трепещет на ветру флажок с тайпинскими иероглифами.
Помещик бежал со всеми своими домочадцами и наложницами, — объясняют ему.
Оставил весь скот и орудия! — добавляют радостные голоса.
И запасы риса!
И праздничную одежду! И фарфоровую посуду!
Теперь вся его земля наша!
И пруды с карпами!
И персиковые деревья…
Постойте… — перебивает их Ван Ян. — Кто же ьсем этим распоряжается?
Староста переписал все имущество и поставил стражников с палками. А что дальше будет, мы сами не знаем.
Вы выберете себе нового старосту, к вам приедет уполномоченный, составит новые списки. Налог будете вносить раз в месяц, а у кого большая семья, тому налог снизят. У кого сыновья в армии, тот налога не платит.
Час-другой проходит в неторопливых разговорах. Потом надо идти дальше. Эти люди остаются на полях, а он, Ван Ян, идет воевать за их счастье.
Но настанет день мира и благоденствия. У каждого человека на свете будет залитое водой поле, буйвол и соха…
Голоса, шум шагов.
Кто идет?
Небесная Армия.
Кто такие?
Командир роты. Передовая дивизия центрального корпуса.
А, это сборная дивизия, — ворчит под нос Ван Ян, — бродяги с севера и юга…
К воротам из города подходит офицер. На нем шелковый шарф и синяя куртка. За ним — два носильщика с тяжелым грузом на спинах.
Вот пропуск. — Офицер показывает дощечку с небесной печатью.
Что несете?
Вещи генерала Чжан Вэнь-чжи.
Ван Ян недовольно отшатнулся. Они прошли.
— Шелк, — ворчит Ван Ян, — или серебро?
Генерал Чжан командует дружинами, набранными в восточных провинциях. Это большей частью бывшие члены городских тайных обществ, торговцы, портовые бродяги, люди без профессий, говорящие на всех китайских диалектах, да еще и на иностранных языках.
Каждый вечер к генералу Чжану и от него носят какие-то тюки и ящики. Первый министр Гань-ван, брат Небесного Царя, не любит ни самого Чжана, ни его хищных солдат.
Воины Чжана грабят и курят опиум. Сам он ведет какие-то таинственные дела с торговцами.
Нанкин окружен стенами, а на бесчисленных джонках на реке идет торговля шелком, опиумом и награбленными ценностями.
Трудно проследить, как шелк и серебро проникают сквозь могучие стены столицы. Это знают контрабандисты и носильщики.
А в городе голодно. Цинские войска преграждают Янцзы с западной стороны и блокируют Нанкин с других сторон. Город отрезан от самых плодородных провинций, от тех мест, где особенно бурно разгорелось пламя восстания.
"Священных кладовых" уже давно нет. Государство тайпинов начало чеканить монету. Те, кому не хватает скудного пайка, могут покупать еду, но для этого нужны деньги. У рядовых солдат и ремесленников денег нет. Еду покупают те, у кого тугая мошна. В Тайпин Тяньго появились сытые и голодные. Сытые живут во дворцах, окруженные роскошью и слугами. Голодные ютятся в заброшенных домах, в бывших лавках и землянках. Солдаты съедают свою небольшую порцию риса и запивают речной водой. Масла нет. соль выдают маленькой горсточкой. Солдат получает 50 вэней[36]* в неделю. На эти деньги не проживешь, да еще с семьей.
Утром возле южных ворот раздался громкий звук трубы. С юга двигался конный отряд. На дороге клубилась пыль. Впереди ехали трубачи и знаменосцы. Над ними реяло большое прямоугольное знамя Верного Царя Чжун-вана — так с некоторого времени звали Ли Сю-чена. Небесный Царь дал ему это звание с целью загладить впечатление от ареста семьи.
Число царей, назначаемых Хун Сю-цюанем, становилось все больше и больше. Их насчитывалось до девяти десятков, и они были разделены на ранги. Каждому царю полагалось носить корону, жить во дворце, иметь соответствующее количество придворных, ездить в паланкине в сопровождении сотен слуг и музыкантов и заседать в верховном совете царей в присутствии самого Небесного Царя. Но Ли Сю-чен, несмотря на царское звание, продолжал ездить верхом, имел всего два десятка конных телохранителей, парадной музыки не любил, в совете царей появлялся лишь изредка и находился главным образом на полях сражений, где продолжал командовать армиями.
Ли Сю-чен возвращался в столицу, в Нанкин, после очередной победы. В шестой раз были разгромлены цинские лагеря на северном и южном берегах Янцзы. Снова было отброшено вражеское окружение.
Тяжелые городские ворота распахнулись. Поезд Ли Сю-чена углубился в длинный темный туннель, освещенный факелами стражи, и миновал еще трое ворот, возле которых стояли медные пушки.
На лицах караульных солдат появились радостные улыбки. Чжун-ван опять едет с победой! Дьяволы разгромлены и ушли далеко. Небесная Столица непобедима. Снова появилась надежда на завтрашний день. Цинские военачальники думали уморить Нанкин голодом, но кольцо прорвано, и снова в городе будет еда и благополучие.
Но сам победитель не был весел. Шпоря своего коня, который пробирался по длинной прямой улице, между огородами, садами, полями и дворцами, он вспоминал те времена, когда тайпины вели войну не возле городских стен, а в поле, когда они наступали и громили ошеломленного противника, неожиданно появляясь на дорогах и в предместьях городов. В те времена не Небесная Армия, а цинские войска отсиживались за стенами, смертельно боясь встретиться с крестьянскими воинами на открытой местности.
Но теперь все изменилось. Китаец, верный слуга маньчжурского императора, командующий армией, состоящей из помещичьих сынков и богатых крестьян, Цзэн Го-фань осмелел. Он стоит на западе и упорно штурмует город Анышн. Никакие маневры не могут отвлечь его от берегов Янцзы в западных провинциях. А ведь именно оттуда поступает в столицу продовольствие…
Ли Сю-чен не замечал праздничного оживления в городе. Погруженный в глубокую думу, доехал он до своего нового дворца, в котором все сияло великолепием. Он рассеянно поглядел на огромный бассейн с золотыми рыбками, потрогал пальцем макет местности с деревьями, домиками, рекой и храмом, целиком сделанный из фарфора, — подарок Гань-вана…
В середине дня прибыл гонец первого министра и передал приглашение прибыть к нему во дворец.
Гань-ван принял Ли Сю-чена запросто. "Стоящий у ступеней трона" министр, двоюродный брат Небесного Царя, ничем не был похож на своего родственника. Это был упитанный мужчина, с белым, благодушным и величественным лицом. На нем была красно-желтая мантия, сшитая так, что напоминала скорее европейское платье, чем обычное одеяние тайпинских царей. Его холеные пальцы с перстнями непрерывно и нервно вертели большие очки в золотой оправе.
Гань-ван не был поклонником "божественных церемоний". Он больше думал о постройке железных дорог и фабрик, чем об отношениях между небесными силами и земными царями. На стенах его приемного зала вместо обычных пейзажей с облаками и горными храмами висели карты Китая, а книг у него было больше, чем во дворце любого тайпинского царя.