Тайпины надвигались несокрушимой стеной, и так как на цинские войска надеяться было нельзя, то в газетах появились объявления:
Фирма под неразборчивым названием "Таки" действительно помещалась на Ялу-род, и управлял ею крупный банкир Ян Цзы-тан, а за его спиной тайно действовал сам даотай. Одним из первых гостей у Ян Цзы-тана был Фредерик Уорд.
Никто не узнал подробностей переговоров между ними, но, по-видимому, Уорд потребовал немалую сумму за "освобождение" городка Сунцзяна, расположенного к западу от Шанхая.
Пестро одетый отряд самообороны с флажками и с двумя бродячими музыкантами прошел по улицам Шанхая на радость всем патриотическим банкирам и купцам. За Уордом ехал на белой лошади Бэрджвайн. Отряд замыкал лейтенант Джонс.
Уорд и Бэрджвайн считали англичан людьми второго сорта. Греков, испанцев, голландцев, ирландцев и итальянцев они относили к третьему сорту, филиппинцев — к четвертому, а китайцев — к пятому. Впрочем, воевали главным образом китайцы, а из филиппинцев была организована "гвардия", во главе которой стоял манильский каторжник Висенте Маканайя, незадолго до того бежавший из тюрьмы.
Маканайя был ревностным католиком, носил на груди изображение чудотворной божьей матери и поступил в отряд по рекомендации отца Салливена из Сиккавейской общины.
Отряд самообороны выступил в поход на Сунцзян.
— Ну и солдаты! — заметил английский посол Брюс. — Половина отряда состоит из белых дезертиров, а другая — из желтых преступников…
Некоторые офицеры Уорда, однако, совмещали в себе обе эти профессии.
Отряд атаковал Сунцзян дважды, но безуспешно. Авантюристы были отбиты с большими потерями.
За месяц военных действий в отряде умерло одиннадцать офицеров — но не от боевых ран, а от пьянства.
Уорд вернулся в Шанхай и организовал новый отряд, заменив большую часть белых "маиильцамн". Кроме того, он получил от английского адмирала Хопа большую партию оружия. В июле Суицзян был наконец взят. Уорд прочно обосновался там и открыл военную школу для китайцев.
Этих навербованных китайцев — большей частью безработных бродяг и разорившихся крестьян — тайпины называли "поддельными заморскими чертями". Уорд решил вооружить китайцев для того, чтобы придать своей банде вид регулярной армии. Он понимал, что с одними пьяными искателями приключений его карьера не состоит., ся. Кстати, китайцы, по словам Уорда, "меньше едят, не пьют виски и могут долго оставаться без жалованья".
Китайцы изучали артиллерийское дело под руководством английских дезертиров, в частности Джонса. Теперь у Фредерика Уорда были крепость и армия. Пушек было мало, но Уорд надеялся на помощь анг-лийсчих адмиралов и китайских купцов.
Фирма "Таки" платила ему по 350 лянов в месяц и по 30 тысяч лянов за каждый взятый город, не считая."законной добычи", то есть грабежа. "Манильские" парни получали по 30 лянов в месяц. Китайцы не получали ничего, кроме еды.
— Это наглец, — говорил про Уорда американский посланник Бэрлингэм, — но настоящий янки. Делает капитал из ничего.
Бежать было невозможно,
Хотя Ю и считался "главным виночерпием" и разъезжал на повозке, запряженной двумя лошадьми, но, в сущности, был пленником и находился под постоянным наблюдением Джонса, теперь уже капитана.
Капитан Джонс не собирался стать императором и даже в генералы не метил. У него была скромная иель — скопить порядочную сумму денег и купить корабль. Иногда он, вздыхая, раскладывал на столе большой лист бумаги, украшенный изображениями льва и единорога. На этом листе было написано, что Питер Ро-куэлл Джонс действительно является подданным ее-величества королевы Великобритании и Ирландии. Правда, как английскому подданному Джонсу полагалось предстать перед военно-морским судом за дезертирство из флота ее величества. Но все-таки капитан Джонс с сожалением вспоминал о тех временах, когда он был честным мичманом.
Как ты думаешь, простят меня, если я добровольно явлюсь к адмиралу? — говорил он Ю.
Не знаю, сэр.
Простить-то, может быть, и простят, но и с деньгами надо будет проститься… А, китайчонок?
Так точно, сэр, с деньгами надо будет проститься.
Нет, на это я не способен. Принеси четверть галлона.
Слушаю, сэр.
Постой… Я пойду с тобой. А то ты еще, чего доброго, улизнешь, и этот нахальный янки застрелит меня собственноручно. А, китайчонок?
— Совершенно верно, сэр. Застрелит, сэр.
Итак, бежать было невозможно.
Ю присутствовал при осаде Цинпу и видел, как Уорд руководил атакой, не вынимая револьвера из кобуры и помахивая тросточкой. Затем Уорд придумал подвести к городу джонки и обстрелять тайпинов с тыла. Он был убежден, что осажденные не выдержат ураганного огня и сдадутся. Но неожиданно противник появился с западной стороны и атаковал самые джонки. Ю стоял возле трапа, держась за поручни и рассчитывая, удастся ли ему добежать до борта, чтобы броситься в воду. От тай-пинских флажков его отделял какой-нибудь десяток метров.
Вдруг Уорд выругался и впервые за несколько дней вытащил из кобуры свой кольт. Он прицелился в тайпинского воина, которого Ю узнал, несмотря на то что видел его в последний раз много лет назад. Это был отец!
Ю с криком повис на руке Уорда и, получив отчаянный пинок в грудь, покатился по палубе. Но Ван Ян был спасен.
Несколько "манильцев" навалились на старого солдата и оглушили его ударами по голове. Это был единственный пленник за весь день. Уорд приказал "поддельным чертям" налечь на весла, и джонки стали уходить из канала. Тайпииы осыпали их пулями. Когда стрельба замолкла, раздался далекий, гулкий звук одиночного выстрела. Уорд швырнул тросточку на палубу и ухватился за плечо.
— Они научились стрелять! — рявкнул он. — Посильнее там, на веслах!..
Теперь уже бежать было нельзя. Ю не мог оставить отца.
Конечно, встретиться с отцом после долгих лет разлуки было бы величайшим счастьем для любого мальчика. Но отец был в плену у иностранцев. Ю долго думал. Бежать надо вместе с отцом!
Уорд не отправлял своих пленных в тыл. Несколько сот тайпинов работало в самом Сунцзяне. Они рыли рвы, чистили казармы, таскали грузы. Все это делалось под наблюдением Маканайя и его "манильских" парней. С утра Ю видел пленных, которые шли цепочками и, сгибаясь под тяжестью груза, несли корзины с землей. Ночью пленных запирали в бывший храм, закрытый со всех сторон и окруженный высоким забором. По забору был протянут канат с жестяными солдатскими котелками, укрепленными так, что при малейшем прикосновении к канату поднимался лязг на всю окрестность.
Прошли те времена, когда Ю покорно смирялся перед обстоятельствами. В нескольких десятках километров от него начиналось Тайпин Тяньго, желанная страна свободы, о которой мальчик мечтал годами. Чем старше он становился, тем сильнее крепло в нем решение бежать во что бы то ни стало. Ю перестал поддаваться настроениям, грустить, плакать, фантазировать. Он думал только о том, как устроить побег. Он знал, что если сам себе не поможет, то не поможет ему никто. Лицо его всегда было сосредоточенно и замкнуто. Уорд называл его "юный китайский философ". Эта фраза была вдвойне издевательской, потому что Уорд презирал не только китайских философов, но и всех философов вообще.