- Отличная идея, мне нравится.
- Не понимаю, о чем ты, - Катя вполне натурально округлила глаза.
- Так-таки и не понимаешь? - Кир еще раз выразительно похлопал себя ладонями по бедрам. - Три лимона, Катя. Три.
- Не могу поверить! - она продолжала дурачиться. - Ты это предлагаешь МНЕ? Мне, матери твоего сына? А я потом этим ртом буду целовать нашего ребенка?!
От взрыва хохота господина посла с дерева слетела пара птичек.
- Действительно, с моей стороны это крайне возмутительное предложение, - он все еще смеялся, когда опускался на траву рядом с шезлонгом. Еще улыбался, когда тянулся к Кате губами и спускал с округлого плеча лямку сарафана. А потом все же перестал - и улыбаться, и целовать, и раздевать. Выудил из кармана смартфон. - Так, погоди, сейчас камеры отключу. А то оглянуться не успеем - как мы герои ютуба.
Больше они не отвлекались.
***
Кирилл повернулся набок. Так он закрывал обнаженную Катю от лучей уже начавшего наливаться силой солнца. И любоваться так удобнее. Став матерью, Катя совсем расцвела - так, что глаз не отвести. Сама Катерина Дмитриевна утверждала, что у нее где-то есть мифических три лишних килограмма - но Кир в их существование не верил. Не было в Катеньке ничего лишнего, все в идеале - и ставшая чуть более пышной грудь, и округлившиеся плечи, и ставшие более изгибистыми бедра. В общем, все, как надо.
Кир огладил бедро, сместил руку назад, сжал восхитительную упругость. И спросил на ухо:
- Ты когда мне собираешься сообщить?
Катя подняла голову с плеча мужа и посмотрела ему в глаза. Смерть это ее, а не глаза. Слишком проницательные.
- Не о чем сообщать! - Катя протянула руку и нашарила свой телефон. - Всего два дня задержка. У меня в последние месяцы цикл нестабильный, туда-сюда гуляет. Вот, смотри, - она провела пальцем по экрану смартфона. - Всего два дня и... О-о-ой...
Кир начал улыбаться. И продолжал гладить золотистое от загара гладкое бедро. А Катя принялась причитать и охать.
- Черт. Черт! Че-е-е-рт!!! Как я могла числа перепутать?! Два - и двадцать два! И день тогда был ни черта не безопасный. И задержка у меня не два дня, а уже две недели. Бли-и-и-ин...
Кирилл прикусил изнутри щеку, чтобы не хохотать. А Катя уткнулась носом ему в шею.
- Я у тебя блондинка, - глухо донеслось оттуда, из-под его подбородка. - Классическая! Я умудрилась перепутать две цифры. О, господи... Я же врач. Я же все это знаю... Так какого черта я снова, во второй раз залетела?!
Катя резко подняла голову с его плеча.
- Смеешься?!
- Нет! - Кирилл и в самом деле пока еще умудрялся сохранять серьезное выражение лица. - Ни в коем случае.
-А ты откуда узнал? - Катя теперь смотрела на мужа с подозрением. Смерть это его, а не глаза. Слишком проницательные. - Что-то мне слабо верится, что ты лазил в мой телефон и смотрел календарь месячных.
- Катя... - он все-таки позволил себе улыбку - мягкую и мечтательную. И снова притянул ее голову к своей груди. - Наш роман начался, когда ты была беременна нашим ребенком. Я прекрасно знаю, какая ты, когда ждешь малыша. Как ты выглядишь, как пахнешь, какая ты на вкус. Я это уже неделю как понял. Что нас уже четверо.
Катя притихла. Повозилась. Шмыгнула носом.
- Прости меня.
- Дурочка. Кто же за такое извиняется, - прижался губами к пшеничной макушке. - Спасибо тебе.
- Дурачок. Кто же за такое благодарит.
Эпилог. It’s a final countdown. Really, girls.
Тяжелый занавес медленно разъезжается под несмолкаемую овацию зала и на поклон публике выходят трое. В центре - ОН. Тот, с кого все началось. Слева - конопатый тип с проказливыми зелеными глазами и обросшими светло-рыжими патлами. Тот, что справа, вроде бы выглядит приличнее - коротко стрижен, одет в костюм. Но по части выражения глаз составляет достойную конкуренцию конопатому. Впрочем, несмотря на браваду, видно, что ребята немного робеют, только тщательно это прячут. Тот, что в центре, подталкивает их под спины.
ОН: Поклончик, мальчики, поклончик. Смелее. Они не кусаются.
Изобразив неуклюжие поклоны публике, молодые люди ретируются за кулисы. И ОН остается на сцене один. В зале повисает гробовая тишина. ОН поднимет глаза вверх.
ОН: Автор, отпусти меня, а?
Автор (из ложи бельэтажа, хлюпая носом и коньяком): Ну, иди.
И ОН уходит.
Зал, вслед за автором, начинает хлюпать всем, что подворачивается под руку. И тут занавес снова двигается, из-за него показывается голова.