- Можешь сама убедиться.
Она ощупала его голову, добралась до ушей.
- Да вроде не сильно торчат...
- Торчат, торчат! - закивал Кир. - А еще у меня сломанный нос, но его удачно вправили, заметно только на снимке рентгеновском.
- Ну до таких степеней знакомства, как рентгеновские снимки, мы пока не дошли, - улыбнулась в темноте Катя. - Родинки, тату?
- Родинка на спине под левой лопаткой, тату дипломатам иметь не положено.
- Ого, - пока Катя переваривала полученную информацию, Кир перехватил инициативу в допросе.
- А ты блондинка.
- Да.
- Глаза голубые.
- Да.
- Рост выше среднего.
- Сто семьдесят четыре. Мне можно ничего себе не рассказывать, ты и так все знаешь, да?
- Ты не ответила на главный вопрос. Интуиция подвела меня или нет? Ты красивая?
- Это не мне судить.
- Катя, ты кокетничаешь!
- Да? - она даже отодвинулась от него. - То есть, ты считаешь, что тут самое место для того, чтобы кокетничать с человеком, которого даже не видишь? Зато... - с внезапным румянцем, - прекрасно слышишь.
- Место вообще не подходящее, - раздалось в ответ невозмутимо. - Поэтому самое время сказать правду.
- Есть мнение, что я вполне себе ничего.
После паузы рука Кирилла снова легла на ее плечи.
- Моя интуиция меня никогда не поводила.
Хотя на самом деле сейчас интуиция молчала. И это Кирилла тревожило.
2.2
*
Даже в их подземной тюрьме грохот выстрелов казался оглушительным. Катя вскрикнула и безошибочно найдя Кира в темноте, прижалась. Он обнял ее в ответ.
А наверху грохотало. Автоматные очереди. Пулеметные. Гранатомет. Это совсем плохо. Стихло.
И стало слышно Катино взахлеб.
- Нас убьют! Убьют. Нас убьют!!!
- Нет, - только и успел сказать.
Снова загрохотало. Катю трясло. Она явно что-то говорила, но ее не было слышно. Только дрожь - ритмом грохоту наверху.
Успокаивать, говорить - бесполезно. Обнимал только крепко. Ей страшно. Да и самому Кириллу страшно - а ведь он гораздо лучше себе представляет, что там происходит наверху, и как, и зачем, и почему. И в то, что убьют - нет, не должны. Но тем и страшна Африка. Кто тут что и кому должен - меняется молниеносно. Именно от этого и страшно, и сердце колотится, и не унять его никак. Но ей-то страшнее. И что тебя понесло, дочка состоятельного папы, сюда, в это адово пекло?
Замолкло все снова. В тишине стало отчетливо слышно тяжелое надсадное дыхание рядом. И снова ее страшно тихое, безнадежное.
- Убьют...
- Нет.
Как тебя убедить в том, что все будет хорошо? Что все должно быть хорошо? Кирилл попытался найти, нащупать ее лицо. Вместо этого его нашли ее губы.
Самое последнее, что стоит делать, когда наверху идет стрельба - это целоваться. Но стрельба стихла. А поцелуй все никак не прерывался.
У нее тяжелые, чуть спутавшиеся волосы.
У него колючие щеки.
Лифчика нет.
А так и не скажешь, что всего семьдесят четыре.
Она пахнет земляникой. Откуда тут, черт побери, земляника?!
И на этом вопросе разум умолк окончательно.
И исчез куда-то блестящий выпускник МГИМО и потомственный дипломат Кирилл Коробейников. И куда-то пропала дипломированный детский лор Катерина Тихомирова. Растворились все признаки цивилизации - образование, принципы, вопросы гигиены, эпиляции и стоматологии, прочитанные книги и просмотренные фильмы, посещенные музеи и концерты. Слетело все. Где-то в сердце черного континента остались двое. Мужчина и Женщина. Он и Она.
Когда разум все же вернулся, он категорически отказался помогать Кириллу подбирать правильные слова. А надо было что-то сказать. Разрушить эту вязкую тишину. Наверху тоже было, между прочим, тихо.
Что сказать? Ну что?! Что тут вообще можно сказать?
- Извини.
- Ты дурак?
- Дурак, - покорно согласился Кир. - Потомственный.
- Дурачок, - мягко рассмеялась Катя и потерлась щекой о его грудь. - Кто же за такое извиняется?
Он на несколько секунд задумался. Предатель разум соображать отказался и повторно слинял. Ну и черт с тобой.
За второй раз Кирилл извиняться не стал.
2.3
*
- Кирилл! - она судорожно цеплялась за его ладонь.
- Не переживай. Все будет нормально. Новости узнаю и вернусь.
- Кир!
- Глаза закрой, когда буду выходить. Чтобы от света не ослепнуть с непривычки.
Этот совет пришлось применить и самому. Но даже в зажмуренных глазах было нестерпимо больно от яркого солнца, и слезы текли ручьем. Хоть бы вечером на допрос вывели. Или очки солнцезащитные дали. Или хотя бы наручники не надевали, чтобы руками можно было прикрыться.
Суки.
Куда его вели, он, разумеется, не видел толком - от рези в глазах бы не стонать. Но слышал прекрасно. В выражениях конвоиры не стеснялись, и картину удалось урывками восстановить. Информация, излагаемая на диалекте фунду, так и сыпалась на Кира. Даже боль в глазах уже не так досаждала. Или просто привык.