Я знал Сан-Фернандо. Бывал там уж и не упомню сколько раз, по семейным делам. Однако я не знал, какие непристойные факты связаны с основанием города. Не знал я и того, что Хинесито со своей подружкой приехали в Сан-Фернандо раньше путешественника. И что это произошло по вине порока, потому что им не терпелось устроить своим носам праздник после такой долгой дороги. И что Хинесито принялся за работу. С улыбкой, сползающей из уголка губ, Луисардо рассказывает, как Хинесито жмет на педаль с развратным намерением приехать в город за час до поезда. Оказывается, у него был знакомый в квартале Кальехуэлос, и к нему-то он и заявился со своей подружкой — купить несколько граммчиков на дорогу. «Потом поставим это в счет Чакон», — говорит он своей спутнице и щиплет ее за зад. До прибытия поезда еще есть время, и они заглядывают на вокзал посмотреть, сойдет ли путешественник. Помнишь, малявка, что они не знают его маршрута и должны держать ухо востро. Однако черт устраивает им ловушки, подводит часы, ставит на их пути пару грузовиков и перегораживает улицу строительными работами, прежде чем они добираются до дома с выломанными рамами, где их дожидается кореш Хинесито. «Устраивайтесь поудобнее», — говорит он, указывая на автомобильные сиденья, вытащенные из какой-то машины, пошедшей на слом. Совершив сделку (три грамма только что счищенной со стены известки), они выходят из Кальехуэлос, время уже поджимает. Кореш не дал им даже развернуть бумажки и взглянуть на товар, но они верят, что он такого же качества, как тот, что он давал им на пробу. «Теперь гоним на железку», — говорит своей спутнице Хинесито и, подмигнув, разгоняет машину, проскакивая все светофоры по пути к вокзалу. Однако уже поздно: путешественник одним из первых соскочил с подножки — рюкзак за спиной, сигарета, прилипшая к краешку рта. Сейчас он идет по улицам, смешавшись с пешеходами, малявка. Ему показали, как пройти в транспортное агентство, где предоставляют напрокат машины, курсирующие по всей округе. Туда-то он и направил свои шаги. Последуем за ним.
Путешественник чувствителен к ветру и начинает ощущать первые дуновения левантинца. Он вспоминает, что в свое время писал некий Ричард Форд о смеси апатии и раздражительности, которую вызывает наш ветер, малявка. Луисардо прерывается, делает последнюю затяжку и, прежде чем снова приступить к рассказу, задерживает время и дым в легких, а потом говорит о ветре, таком обжигающем и удушливом, что птицы начинают летать над самой землей, а женщины и кошки — задыхаться, снедаемые любовным желанием. Путешественник чувствует, что кровь медленнее течет в его жилах. Плохо тому, на кого ветер навевает тревогу, потому что так можно сойти с ума, малявка. Поэтому путешественник безвольно бредет по улице и скисает перед дверьми транспортного агентства. Они закрыты. И тут до его ушей долетают назойливые звуки черного пианино. Кто-то бренчит на расстроенном инструменте, и мелодия режет барабанные перепонки, как нож. Это та самая мелодия, которой отныне суждено сопровождать и предвосхищать все повороты его судьбы, малявка. Путешественник чешет голову, как будто у него вши. А между тем на вокзале Сан-Фернандо его преследователи осыпают один другого, то есть друг друга, градом обвинений. Дело кончается ничем, а вернее, происходит то, что происходит всегда: выясняется, что один без другого, то есть друг без друга, они жить не могут. Короче, дела житейские, и в поисках местечка, где бы отлить и нюхнуть коки, они припарковывают маптину прямехонько напротив транспортного агентства. И заходят в бар по соседству.