Выбрать главу

Дельце было непростое, продолжал Луисардо. Соседи втихомолку судачили о нем и так и сяк, уверяя друг друга, что речь идет о сведении счетов, о наркотиках, но как же они заблуждались, малявка. Оказывается, путешественник получил временную работу, состоявшую в том, чтобы разносить выпивку в модном клубе с импортной музыкой, которым владел некий тип, сидевший на игле и с тенденцией к саморазрушению, впрочем сильно намакияженный: видишь ли, малявка, деньги — лучшее отбеливающее средство. Кроме этого у него была большая голова, хотя мозгов — кот наплакал, словом, тот еще тип, скрывавший начинающееся облысение под специальной прической со спиралевидным хохолком. Короче, пытался скрыть то, что скрыть невозможно. В какой-то незадавшийся день, уставший от путешественника и его прочувствованных революционных речей, обращенных к трудящимся, он решил отправить его на тот свет. Он мог бы уволить путешественника, но, чтобы сэкономить на окончательном расчете, решил лучше увеличить месячную зарплату трем официантам с кожей тараканьего цвета. И вот, спрятавшись за мусорными бачками, они ждали, пока путешественник зайдет в подворотню, рассказывал Луисардо. И со своей склонностью вконец запутывать слушателя, которой он бравировал, Луисардо рассказал мне также, что лысеющий владелец клуба был политическим единомышленником Чакон, не разлей вода, малявка, а так как долгие годы они ширялись из одного и того же шприца, в его макаронообразных венах поселился смертоносный вирус. Я спрашивал себя, какая доля правды была во всем этом и какая доля лжи, и еще задавался вопросом: неужели в Мадриде есть такие больные люди? Были, есть и будут, ответил бы мне Луисардо. Развращенные буржуа и всякие иностранцы, которые терпеть не могут, чтобы бедняки развлекались задешево.

Умереть там было бы ошибкой с его стороны, ведь он еще не успел познакомиться с Рикиной, запутаться в веере ее ног и успеть на последний паром в Танжер, на борту которого он сейчас и находится, малявка. Сейчас он хрустит чипсами из пакетика и завороженно глядит на бурю, перемалывающую самое себя за стеклом иллюминатора. Время от времени он ощупывает карман, и весь мир вновь ложится своей тяжестью ему на плечи. Путешественник сомневается, никак не может решиться — пойти ли ему в сортир и вылить содержимое пробирки в унитаз, прямо в море, или, наоборот, стать еще одним сукиным сыном из тех, которые приводили его в бешенство. Он знал, как используют ртуть. Покроют ею зеркало — и за дело. А почему бы и ему не присоединиться? Доведись выбирать, путешественник выбрал бы выгодное использование волшебного содержимого пробирки. Рабы будут всегда, а изобретение зеркала просто облегчит им путь. Им надо будет только пройти сквозь него. Понимаешь, малявка, путешественник старается оправдать себя, очиститься от грехов, потому что внутри у него засел какой-то болезненный червячок, который подтачивает его совесть и который скоро выпростает мятые и грязные крылья. Но прежде чем стать куколкой, путешественник будет коконом. Коконом, набитым деньгами, но все равно коконом, а нет ничего более далекого друг от друга, чем кокон и путешественник. Путешественник сомневался, никак не мог примириться с самим собой, ощупывал трубочку и думал. В голову ему пришли строчки, написанные в свое время Кавафисом — поэтом, который говорил, что нет ничего плохого в том, чтобы разбогатеть в пути, прежде чем добраться до цели путешествия. Путешественнику было еще далеко до Итаки, малявка, и он должен был этим воспользоваться. Как только эта мысль появилась у него, он стал все больше к ней склоняться.

Ни разу Луисардо не упомянул о Милагрос. Хотя и то верно, что, окажись у путешественника под рукой газета, из которой он мог бы печатно удостовериться, что Рикины больше нет, он не сомневался бы так и отделался бы от волшебной пробирки. Путешественник ничего не знает. Да так оно и лучше, малявка, сказал мне Луисардо, ведь до того, как приплыть на Итаку он думает забрать Рикину и уехать с ней, а если Кавафис об этом ничего не написал, то потому только, что был педераст. Итак, подвергнув свою совесть бичеванию и пытке сомнением, путешественник поедает последний ломтик картофеля из пакетика, а паром заходит в порт. Над городом, грязным от пыли и мусора, грохочут раскаты грома, и кажется, что он вот-вот рухнет. И путешественник чувствует себя исследователем, открывшим местность, откуда он никогда не вернется, малявка, ведь речь идет о самом аде. А пока ветер раскачивает суденышки, ждущие у пристани, старой, полощущейся в грязной воде, в которой отражаются темные грозовые облака, заряженные молниями. В этот момент путешественник скорее угадывает, чем слышит, мелодию черного пианино, которое, как всегда, звучит вовремя. Эта музыка уже знакома ему, малявка, и с обостренными чувствами он принюхивается к аромату, предупреждающему его об опасности. К ментоловому запаху бриолина. Вспомни-ка эти слова, малявка: «Бегегисъ двух людей, путешественник». Но спокойно, малявка, потому что ему еще осталось полтора часа до смерти.