— Не понимаю: если вы едете в Ригу, чтобы выбросить меня из квартиры, отчего же вы стараетесь для меня?
— Думаете, если б вас застали у меня на даче, то меня за это по головке погладили бы? Я спасаю свою шкуру, а не вашу. Но и у меня к вам есть требование.
— Какое?
— Чтоб Криш никогда не узнал о том, что вы видели в окно.
— Разве он не видел, как вы занимаетесь гимнастикой? — Лейнасар хоть слегка кольнул ее.
— Вы знаете, что я имею в виду.
Лейнасар стал серьезным:
— Обещаю. Но разве вам не хочется знать, кто я такой?
— Криш мне все расскажет и еще поплачется, что без моего ведома затеял все это.
— Вы всегда по утрам делаете гимнастику?
— Женщине в мои годы уже пора подумать о том, как сохранить фигуру.
— Вам еще…
— Сперва приоденьтесь поприличнее и тогда делайте комплименты. А гимнастикой я занималась, чтоб убедиться в своих подозрениях, что в каморке в самом деле кто-то есть.
— И вам удалось это?
— Как видите, удалось. Редкий мужчина удержится, чтоб не посмотреть на полуголую женщину. Мужчины ведь дураки.
Солдаты и оперативные работники уехали. Капитан Гайгал хотел последовать за ними, но Калнозол задержал его.
— Оставайся, Павил, на душе муторно, давай поужинаем, кофе выпьем. Давно я на взморье не кутил.
Без карточек в ресторане, кроме кофе и водки, ничего не подавали. И то по коммерческим ценам.
— Что только теперь не называют кофе! — отпив глоток, медленно протянул полковник. Он устал от напряженной работы и неприятностей. И в то же время чувствовалось, что ему никак не освободиться от какой-то мысли. Говорит о кофе, а думает совсем о другом.
Капитан выпил рюмку водки и терпеливо ждал. Долго полковник все равно не удержится. У него обязательно прорвется что-нибудь.
— Павил, как ты считаешь, при помощи современной техники можно всего добиться?
— Обед на электрической плитке, конечно, приготовить можно.
— Не безгрешна ли современная техника?
— Католики считают, что безгрешен один папа римский.
— Но ты ведь не католик. Как ты считаешь?
— Как я считаю? Недавно у моей машинки пружина валика сломалась. Пять раз я таскал ее в мастерскую, и пять раз пружина ломалась снова. Машинка по сей день не работает. Говорят, что это последствия войны.
— Мне жена принесла с рынка яблок. Многие оказались с червями. На рынке тоже говорят, что это последствия войны.
— Может быть. Я в вопросах садоводства профан.
— Вот видишь, Павил, если ремонтная мастерская не справилась с пружинкой твоей машинки, то и пеленгационная техника могла не совсем точно определить квадрат.
Рука Гайгала с чашкой кофе застыла в воздухе.
— Послушай, Павил, пойдем отсюда, все равно зря сидим. Придем через год, тогда, может, и талонов уже не надо будет, и по коммерческим ценам выбор больший будет. Давай-ка пройдемся лучше немного по свежему воздуху.
Вечер стоял теплый и тихий, только море рокотало. Растревоженные за день волны никак не могли успокоиться.
«И Ольгерта за день растревожило, и теперь он тоже никак не успокоится», — прислушиваясь к гулу моря, думал Гайгал.
Они шли неторопливым шагом, как курортники, вышедшие прогуляться перед сном.
В окнах еще горели огни. Изредка попадались дачники, кое-где в садах раздавался смех. В нескольких местах они помешали кому-то целоваться.
— В такой вечер даже трудно представить себе, что еще недавно гремела война…
— Когда в ресторане подают такой скверный кофе и по нашей земле болтаются всякие бандиты, а диверсанты черт знает что передают в эфир, часто приходится вспоминать войну, — прервал полковник рассуждения Гайгала.
Гайгал рассмеялся:
— По-своему ты прав, но нельзя знать, что будет раньше — хороший кофе в ресторанах или республика без бандитов и диверсантов.
— Если не ошибаюсь, по этой улочке проходила граница оцепления? Пройдемся по ней.
Они свернули на маленькую, всю в песчаных буграх улочку. Тут совсем не было больших домов. Сиреневые кусты висли над оградами, закрывая освещенные и темные окна.
Улочка упиралась в редкий сосновый лес. За деревьями что-то загрохотало и захрапело. Сквозь них прорвались снопы яркого света. Шум все нарастал, замелькала вереница вагонов.
— Тащит несколько пассажиров, а черт знает какой гам поднимает! — Калнозол был недоволен — нарушили приятную тишину.
— На последнем бюро ЦК кто-то заговорил о постройке электролинии на взморье.