Остниек с Клабаном остались одни. Сняв пальто, они принялись внимательно рассматривать комнату.
— Вот это конспирация! Водил нас, как цыган лошадь по ярмарке, — шептал Клабан. Казалось, что в этой тишине разговаривать громко неприлично.
Остниек не отвечал. Он разглядывал комнату.
Простой стол, несколько стульев, в углу диван. Через замазанное до самого верха известкой окно проникает блеклый свет. На столе разбросаны советские и иностранные газеты. Очки в широкой черной оправе, темно-коричневая трубка и коробка с сигарами. На спинке одного из стульев — клетчатый пиджак.
Больше ничего рассмотреть не успели. Фердинанд стремительно открыл дверь и пропустил впереди себя плечистого, коротко подстриженного человека. Темные очки закрывали глаза. На нем была рубашка вишневого цвета, без галстука. Подбородок почти упирался в грудь.
— Познакомьтесь, — сказал Фердинанд, — Аркадий Шмит, а это господа, о которых я вам говорил.
— Рад познакомиться, — вошедший подал обоим руку. У него была рука сильного, энергичного человека. — Мне хотелось бы, чтобы вы поверили этим моим словам, ибо я в самом деле рад видеть людей, мыслящих точно так, как мы. Вы ведь знаете, какой сложный пришлось проделать путь, прежде чем нам с вами удалось встретиться.
— Это не наша вина, — сдержанно заметил Остниек.
— Я знаю. На ваши неоднократные радиосигналы вам не отвечали.
— Вообще за границей нами никто не интересуется, — проворчал Клабан.
— Это не совсем так. Мы вами интересовались, даже очень. Но не будем теперь искать виновных. Вы прекрасно знаете, что сегодня все зависит от обстоятельств. Но хорошо, что вопрос в конце концов так радикально разрешился и мне удалось встретиться с такими серьезными представителями, как вы, мои господа. Мешкать больше нельзя. Решающий час приближается. Так или иначе, я или кто-нибудь другой, все равно разыскали бы вас. Как ни велик риск, ждать больше нельзя.
Аркадий Шмит говорил на хорошем латышском языке. Временами делал небольшие паузы. Было непонятно, почему он останавливается: чтобы подыскать нужное слово или же чтобы собраться с мыслями.
— Может быть, мы с господами поговорим вдво… то есть втроем.
Фердинанд вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
— Если господа не возражают, перейдем к конкретным вопросам.
— А как вы докажете нам, что мы говорим с настоящим человеком? — осмелился спросил Клабан.
Наступила тишина. Остниек сердито посмотрел на Клабана.
— Доказательств у меня нет. Но что такое доказательства? Их всегда можно сфабриковать. Думаю, что сам по себе факт нашей встречи уже является доказательством. Если между нами нет взаимного доверия, то нам не о чем разговаривать, и мы вас спокойно доставим обратно в ваши пенаты.
— Если мы явились, то, значит, доверяем, — спас положение Остниек и еще раз зло покосился на Клабана.
— Это другое дело, в таком случае можем начинать.
Разговор был долгий. Аркадий Шмит начал с того, что взял со стола английскую газету и показал на длинный столбец:
— Последнюю речь Уинстона Черчилля в Фултоне, в Америке, читали?
— Нет.
— По-английски читаете?
— Нет.
— Но то, что написано в заголовке, все равно поймете, — и Шмит подал Остниеку газету. Насколько Остниек понимал, статья была о Черчилле.
— В речи много фактов, которые бывший премьер-министр приводит как доказательство «роста красной опасности». Важен заключительный вывод. Черчилль предлагает создать англо-американский военный союз против Советов.
Остниек с интересом склонился над газетой.
— Думаю, что вы прекрасно знаете, что Черчилль никогда слов на ветер не бросает. Иначе говоря, мы находимся накануне новой войны. Что это значит для прибалтийских государств, комментировать, кажется, излишне?
В самом деле все и так было ясно. Остниеку и Клабану в этих словах Шмита слышались звуки победных фанфар.
— В этих условиях для нас важны точные сведения о силах на месте, чтоб мы знали, на какую поддержку можем рассчитывать.
Почва была подготовлена, теперь Шмит мог надеяться на что угодно.
Прежде всего ему передали список курземских бандитских групп. Были названы их главари и даны сведения о личном составе, вооружении и настроении. Естественно, что состав и численность групп постоянно меняются. Не следует забывать, что они на фронте.
Констатировали, что настроение во всех группах неважное, но согласились, что в новых условиях оно быстро и радикально изменится.