К вечеру третьего дня произошли кое-какие перемены. Небо заволокло, море сменило цвет и заволновалось. Вместо спокойной синевы теперь вдоль берега тяжело колыхалось серое покрывало. Песок вихрился и бил в лицо. В гостинице было куда лучше.
Силинь притащил довольно тяжелую сумку и сказал:
— Лейнасар, вот тебе твой «Мориц».
Затем он убежал за батареями. Их он принес только через два часа, когда Вилис и Ансис уже собирались ложиться. Но это был уже не прежний, благодушный и криво улыбающийся Силинь. Он был бледен и скрежетал зубами. Не сказав ни слова, Силинь как был, одетый, повалился на кровать.
— Что с тобой случилось? — поинтересовался Лейнасар.
— Все шведы негодяи, свиньи и сволочи! — крикнул Силинь.
— Шведки тоже?
— Все.
— А может, все-таки не все?
Силинь ничего не ответил и уткнулся в подушки.
Ансис и Вилис вскоре уснули, а Силинь продолжал лежать, зарывшись головой в подушки, — вспоминал, как это все произошло.
Получив в слитском полицейском участке питание для рации, он в хорошем расположении духа отправился в гостиницу. Приготовления шли нормально, наиболее сложные дела он улаживал с каким-то полицейским чиновником, который никогда не спрашивал ничего лишнего. Силиню нравилась-его деловитость. Но на обратном пути Силинь опять столкнулся с капитаном Иогансоном. Лицо булочника улыбалось.
— А-а, господин Силинь, вы, как видно, очень спешите?
— Да, сборы, сборы…
— Ноша у вас очень тяжелая?
— Нет, тут только батареи. «Мориц» уже в гостинице.
— Очень мило. Приготовления, вижу, идут нормально?
— Вполне. Я имею дело с полицейским чиновником, к которому меня направил доцент Зандберг.
— С Боне?
— Я его имени не знаю.
— Это Боне. Очень способный малый. Умеет быстро в уме умножать. Вы, например, господин Силинь, спросите его когда-нибудь, сколько будет семью семь на шестнадцать, и я ручаюсь вам, что не пройдет и минуты, как он даст вам правильный ответ.
— Очень интересно.
— В самом деле, интересно, не правда ли? Значит, в Латвию поедут Ансис Лейнасар и Вилис Кронкалн?
— Да.
— Тоже способные юноши, но они так быстро, как Боне, умножить в уме, наверно, не умеют?
— Наверно, нет.
— Ну, видите. Но каждому человеку, должно быть, все-таки интересно побывать на родной стороне?
— Вообще-то да.
— А вас, господин Силинь, в Латвию не тянет?
— Тянет, конечно.
— Нельзя ли устроить так, чтобы и вы поехали вместе с этими ребятами? Ведь вам было бы интересно?
— Очень даже, но у меня в Стокгольме такая уйма дел, что я об этом и мечтать не могу.
— Нехорошо, господин Силинь, в вашем возрасте так загружать себя работой. Так вы и не заметите, как молодость пройдет.
— Возможно, но что поделаешь — такое время.
— Знаете что, господин Силинь, махните рукой на этот Стокгольм и поезжайте вместе с ребятами в Латвию.
Силинь растерялся. Иогансон опять обдурил его. Силинь покраснел и начал заикаться.
— Я… я… но у меня ведь все согласовано с доцентом Зандбергом.
— Видите ли, господин Силинь, есть такая ария: «Фигаро тут, Фигаро там…» Знаете вы ее?
— Знаю.
— А почему Фигаро приходится так метаться? Потому что он служит сразу нескольким господам. Вы, например, согласовываете свои действия с людьми, в чьих списках вы числитесь под кличкой Олень. Оленю, возможно, и следовали бы остаться в Стокгольме, но Лони все же должен поехать в Латвию.
— Что вы знаете о Лони?
— У вас довольно тяжелая ноша. Может быть, вы присядете на эти камни? Вот так. Когда сидишь, нервы успокаиваются. Я тоже сяду. Что я знаю о Лони? Не больше того, что мне рассказывают мои английские друзья. У меня много друзей, господин Силинь. Так вот, господин Силинь, не только «Марс» молчит. Еще недавно один очень энергичный латыш, — если я не ошибаюсь, его фамилия Андерсон, он судовой механик и уже не раз переправлялся через Балтийское море, — отвез в Латвию рацию «Антон». И, представьте себе, «Антон» тоже молчит! А Красная Армия рвется к Латвии. Скоро она подойдет к Балтийскому морю. При таком разбеге нетрудно и через море перескочить, а на другом берегу, как на беду, — Швеция. Ну разве это не беда? Если бы Швеция находилась где-нибудь за Америкой, то вы могли бы спокойно поживать себе в Стокгольме, я поручился бы вам тогда за это своим словом, а теперь, сами видите, что ручаться никак нельзя.