Да, Вейде был своим человеком.
Генерал полиции Еккельн неоднократно встречался с Вейде по служебным делам и очень ценил его. Но вскоре официальные отношения перешли в задушевную дружбу. Посредником был Фукс. Вейде научил Фукса играть и в золо. Фукс, в свою очередь, в доме Латышского общества научил этой игре Еккельна. Последний очень быстро постиг все тонкости игры и жаждал хороших партнеров. Фукс рекомендовал ему Вейде. Итак, ни один карточный четверг в Рижском латышском обществе не мог состояться без Вейде. Ничего не должно было мешать этим четвергам, разве что только какая-нибудь особо секретная депеша из Берлина.
Местная фашистская верхушка сравнительно скоро заболела популярной «коммерческой игрой» латышской буржуазии.
Начальник рижской «Зихерхайтс динст» («Служба безопасности») — СД — Ланге редко заглядывал в центр золо — в Рижское латышское общество, но и он не остался равнодушным к этой игре. Иногда Еккельн передавал Фуксу и Вейде приглашение Ланге явиться на улицу Реймерса. Личный кабинет Ланге в сером доме на улице Реймерса был прямой противоположностью этому мрачному зданию и всему тому, что творилось в нем. Письменный стол светлой карельской березы, кресла, обитые зеленой кожей, розоватые занавески на окнах и, что удивительнее всего, на стенах картины виднейших латышских мастеров. Рейнское вино разливали в бокалы из звонкого бельгийского хрусталя.
Во время игры Ланге был очень корректен. Однако никто из партнеров не чувствовал себя уютно. Все хорошо знали, что скрывается за корректностью Ланге, за его расшитым золотом мундиром, сверкавшим многими орденами. Когда Ланге, выжидая результатов торга, спокойно смотрел на Вейде, у того по спине пробегали мурашки, куда приятней в Латышском обществе, где под утро можно было отстегнуть верхнюю пуговицу на мундире и спеть лихую латышскую песенку. Еккельн это разрешал. Он ведь был «другом латышей».
Держа в руках «жезл полковника полиции», Вейде не забывал и старых друзей. Когда из генеральной дирекции торговли уволили бывшего шефа Вейде — капитана Упелниека, Вейде назначил его начальником Сигулдского полицейского участка. Вначале для Вейде в этом была и своя выгода: неофициальные наезды в Сигулду в небольших веселых компаниях. Упелниек раскупоривал бутылки и заботился о том, чтобы у каждого было свое развлечение. Иногда, уже после того как компании разъезжались, Вейде оставался еще на несколько дней в Сигулде и вместе с Упелниеком «опохмелялся».
В одну из таких интимных минут, когда у оккупантов уже горела под ногами земля, Упелниек стал вдруг прощупывать Вейде: что он собирается делать, когда немцев разобьют?
— Ты думаешь, что их все-таки разобьют? — Вейде взглянул на Упелниека опухшими глазами.
— Да тут и думать-то нечего.
— Да, видимо, все же разобьют, — согласился Вейде и с яростью опрокинул свой стакан водки. — Черт подери! А ты?
— Мне-то что? У меня еще все впереди, — бросил Упелниек.
— Вот как? Послушай, что у тебя там было с этим Чаксте?
— С каким Чаксте?
— Не прикидывайся! Не заступись я за тебя, ты теперь был бы там же, где он.
Кристап Упелниек молчал.
— Чего уставился в стену?
— Взгляды Черчилля тебе известны?
— Я взглядами врагов не интересуюсь.
— Неправильно делаешь. В руках Черчилля сегодня ключи от будущего всего мира.
— Ну, в таком случае раскрой это будущее.
— Черчилль открыто декларировал, что после разгрома Германии и Японии война еще не закончится. Сразу же начнется война с русскими. И в этом столкновении снова возродятся старые ценности.
Капитан Упелниек какое-то время присматривался к Вейде, затем решил рискнуть. Вскочил и закричал: «Возродится Латвия!» — и остался стоять, как статуя.
— Послушай, ты думаешь, что после разгрома немцев еще будет возможность спасти шкуру?
— Будет.
— И для меня?
— И для тебя.
— Как это сделать практически?
— Надо в нужный момент переметнуться на другую сторону!