А я — мне поручено было караулить штабной домик, составлять бумаги и помогать ему вести дела. Пробежав глазами направление, выданное Фаю — Данг Нгок Фаю, я понял, какие передовые подразделения скоро будут здесь. Кликнув Ут Чам, послал ее во что бы то ни стало разыскать нашего командира. Потом подвесил гамак, пригласил гостя присесть отдохнуть, а сам пошел кипятить воду.
Я поставил чайный столик между двумя гамаками, с одной стороны сидел Фай, с другой — я сам. Сполоснул кипятком заварочный чайник, потом чашки, поставил обе чашки вверх дном на фаянсовый подносик с высокими закраинами и ловко обдал их донышки кипятком, как принято у завзятых чаевников. Делал я все это на его глазах, чтобы выказать ему свое расположение. Пусть он видит: хоть «старая ведьма» и кружит над садами, хотя за деревьями по ту сторону села громыхают пушки, ракеты, рвутся бомбы, вдали над полем гудят вертолеты — я принимаю его без суеты, обходительно и радушно. Да и сам он внимательно наблюдал за каждым моим жестом. Я заварил особый сорт чая — его прислал мне Нам Бо. Наконец чай настоялся — прозрачный, зеленоватый, источающий благоухание лотоса. Мы выпиваем первую чашку, вторую, третью, толкуем о том о сем, и я, приглядевшись к нему, понимаю: да, командование, направив его в войска особого назначения, сделало правильный выбор. О бойцах этих войск рассказывают чудеса! Скажем, надо влезть на отвесную стену — боец прижмется к ней и поползет вверх быстро и ловко, как ящерица. Проплывет под водой, как рыба. Войдет на вражескую базу и выйдет обратно, словно это безлюдный пустырь. Если понадобится, доставит оттуда любой предмет, например пепельницу с рабочего стола в подтверждение того, что побывал там. И собаки-ищейки, завезенные из Америки, не обнаружат ни запаха его, ни следов. Когда эти бойцы тренируются, ты с фонарем на пяти батареях, ярким, чуть ли не как прожектор, можешь стоять на вышке посреди ровной пустой площадки — как бы на вражеском блокгаузе, и вот один из них подает издалека сигнал «иду на вас». Ты водишь вокруг своим фонарем, высвечиваешь каждую пядь площадки и ничего не замечаешь. Боец-невидимка уже рядом, но ты не видишь его и только вздрагиваешь, когда он железной рукой своей ухватит тебя за затылок… Один из этих легендарных людей сидит напротив меня и распивает со мной чай в подполе между сваями штабного домика. Совсем еще молодой человек лет двадцати пяти — двадцати шести, вовсе не могучего телосложения, но ладно скроенный, гибкий, подвижный. Пуговки белой полотняной рубашки на его широкой груди, казалось, вот-вот выскочат из петель. Ясное лицо его с острыми глазами и широким лбом внушало симпатию.
— Да, служба у вас нелегкая, но, наверно, интересная, — сказал я, стараясь разговорить гостя.
— Обычное дело, — улыбнулся он, — как и везде. В каких войсках ни служишь, всюду свои особенности.
— А много было у вас «трудных случаев» — таких, чтоб врезались в память?
Очень уж скверная у меня привычка — одолевать людей вопросами, стараясь вдобавок с ходу докопаться до самой сути. Правда, и с бойцом войск особого назначения не каждый день удается поговорить. И, стало быть, надо любой ценой вытянуть из него материал. Тем более я знал: скоро вернется Ут До и они займутся своими делами. А потом Фай уйдет, и даже если я условлюсь встретиться с ним, сделать это будет нелегко.
— Много, — ответил он, — очень много! Мне каждое задание казалось трудным.
Уже самая первая фраза увлекла меня. Но вездесущая «старая ведьма» и тут расстроила все мои планы. Выйдя на бреющем полете прямо на наш сад, она вдруг выключила двигатель… У-у-у… з-з-и-и… Ракетный снаряд, рванувшись из-под ее крыла, просвистел над нами, едва не задев крышу, и разорвался между деревьями метрах в пятидесяти от дома. Мы спрыгнули с гамаков и вышли из подпола — глянуть, что еще надумает «ведьма». Оказалось, это была последняя ее ракета, и она выпустила ее не целясь, прежде чем, дребезжа и завывая, потащиться к большой реке.