Я думал, он только-только разговорился, но тут Нам Бо снова улегся в гамак и, свесив до земли ногу, оттолкнулся раз, другой, третий. Гамак раскачался, затряслись деревья, и прямо в лицо мне посыпались с веток листья, жуки, гусеницы. Вопрос мой так и остался без ответа. Поразмыслив, Нам Бо опять ухватился руками за края гамака, но на сей раз выпростал из сетки обе ноги и сел, глядя на меня в упор. Уцелевший глаз его засверкал.
— Ваш вопрос — это и мой вопрос. Ответ на него надо искать на фронте. А пока я лучше расскажу вам об одном офицере сайгонской армии. Зовут его Нгуен Ван Лонг, он сейчас в чине капитана командует в районе отрядами «умиротворения». Мы с вами не сегодня-завтра повстречаемся с ним. Ну, если я снова встречу его, значит, Земля действительно круглая! Мы оба родом из одной деревни. Малышами в школе вечно дрались. А как закончили школу, он подался в Сайгон. Лишь где-то в начале пятьдесят четвертого, незадолго до перемирия[7], вернулся в деревню. Попросился вести работу с молодежью в нашей общине. Уважили его просьбу. Я-то сам тогда занимался молодежной работой в уезде. Встречались мы от случая к случаю: похлопаем друг друга по плечу, вспомним прошлое, посмеемся. А он, надо сказать, любил одну девушку, активистку женской организации у нас в общине. Они были соседями по хутору. В тот год проводилась как раз кампания по упорядочению социального статуса; ну а он был помещичий сын, вот девица и дала ему отставку. Потом, когда Народная армия уходила за семнадцатую параллель, девушка эта села на пароход и уплыла на Север. Там, говорят, на инженера выучилась. А Лонг, тот снова уехал в Сайгон и завербовался в парашютисты. Нго Динь Зьем[8] в этих молодчиках души не чаял. Скоро ему навесили лейтенантские погоны.
— Выходит, будь он посчастливей в любви, не переметнулся бы к врагу?
— Чего о несбывшемся зря толковать. Мало ли с кем случалось такое, а родины они не предали, — отвечал Нам Бо. — Так вот… Заявился он как-то в деревню, на нем форма парашютиста и все такое. Узнали об этом старые наши коллаборационисты, что еще с французами шашни водили, пришли к нему: требуй, говорят, обратно свою землю. Ну, он в тот же день, как стало смеркаться, пригласил к себе всех, кто хозяйствовал теперь на его землях. Собрались они во дворе у дома, а он вышел на крыльцо в новой своей форме и стал говорить. Обращался уважительно, как и должно со старшими. Целую речь закатил. «Во времена рабства, — так он начал, — когда мы боролись с французами, отец мой был членом уездного комитета Льен-Вьета[9]. Владения свои он пожертвовал Вьетминю, чтобы их поделили между вами, соседи. Отец мой умер. Я, его сын, не смею нарушить его волю. Он отдал вам землю, отдаю ее вам и я. Запомните на будущее: если какой любитель половить рыбку в мутной воде заикнется только о возвращении земли, дайте мне знать, уж я-то разделаюсь с ним по-свойски. И знайте, соседи, я — солдат национальной армии, а не какой-нибудь там предатель». Тут он прижал руку к сердцу и поклонился им на прощание.
— А он правду сказал или хитрил, а, Пятый?
— Да нет, правду.
— Что за странный помещичий сынок!
— Люди-то вовсе не одинаковы. И ничего тут странного не вижу. Он считал, что следует высоким идеалам, был просто одержим этой мыслью. Но с того самого дня запропастился куда-то бесследно. И потому в деревне далеко не все ненавидят его.
— Коварный ход!
— Ясное дело, если б не это ихнее коварство, давно бы разделались с ними, не дрались бы до сих пор. Когда янки вывели войска из дельты Меконга, Нгуен Ван Лонг опять возвратился сюда — уже в чине капитана и с подразделением «войск умиротворения».
— Ну, теперь он получит достойного противника.
Нам Бо покраснел и засмеялся.
— Да уж, я ему ни за что не уступлю. Хоть и знаю, многого добиться не сумею. По нынешним временам женщины — главная сила. Чего смеетесь-то?
Мне эта мысль его показалась, мягко говоря, странной.
— Ничего, просто хочу понять, — сказал я.
— Женщины, они как звезды в небе. Я-то убедился в этом при самых трудных поворотах нашей борьбы. Днем, при солнечном свете, ни единой звезды не увидишь. Но чем чернее ночь, тем ярче светят они. Когда революция идет на спад, вот тут-то женщины всегда на виду. При Зьеме, во время «перестановок и затишья», вспомните сами, наши люди разбрелись кто куда. Кто же, как не женщины, восстановили тогда связи между организациями? Это сделали наши матери, жены и сестры. А кто укрывал подпольщиков? Скоро мы будем в деревне Михыонг. Знаете, каким странным на первый взгляд делом занимались тогда женщины в Михыонг — и молодые, и постарше? Соберутся где-нибудь в укромном месте и льют друг дружке воду в нос. Кто выдерживал дольше всех, тем разрешалось прятать и кормить подпольщиков. Потому что, попади они в руки карателей, их бы пытали водой; ну а кто даст слабину, сами понимаете… Конечно, всякое бывало, взять хотя бы матушку Мыой: ей еще и полкувшина-то в нос не вольют, а она криком кричит, захлебывается, вся побелеет, как труп. Короче, испытаний она не выдержала. И представьте, потом загребли ее по какому-то ложному подозрению в тюрьму. Уж как ее там ни пытали, сколько ни топили в воде, никаких показаний она не дала. Потом уже дали ей поручение укрывать меня и все такое. Как встретились, она сразу спросила: «Где ж ты до сих пор хоронился-то?» «В зарослях, матушка, — говорю, — в зарослях да в кустарниках, где же еще». Прожил я у нее в доме больше месяца. А там вижу, враги учуяли что-то, решил перебраться в другое место. Провожая меня, она спросила: «Куда теперь подашься?» — «В заросли, матушка», — отвечаю. «В заросли», — повторила она и заплакала вдруг. Потом, когда встречались мы с ней, она все называла меня «Бо» — Заросль. Убили ее, а я, чтоб не забыть о ней, взял себе это имя — Бо…
8
Нго Динь Зьем — глава проамериканского режима в Южном Вьетнаме (1955—1963), свергнут в результате военного переворота и убит.
9
Льен-Вьет — Национальный союз Вьетнама, объединявший в 1946—1951 гг. Вьетминь (Лигу борьбы за независимость Вьетнама, созданную по инициативе коммунистов в 1941 г.) и ряд других организаций, выступавших против французских колонизаторов; при этом Вьетминь сохранял в рамках Союза свою независимость. В 1951 г. Вьетминь и Льен-Вьет слились в Объединенный национальный фронт, также называвшийся Льен-Вьет.