Малышка Ба, самая младшая из партизанок, обратилась к связному:
— Ну что, товарищ, теперь вы готовы пасть ниц перед нашей сестрой Шау Линь?
— Считайте, я давно уже пал перед ней. Что предвидела, то и случилось. Мудрая она, недаром родители назвали ее Линь!
— Мое имя Линь — это название рыбы, а не мудрость, святость и все такое.
Увидев себя в безопасности, все развеселились, и Шау Линь (Шестая Линь) рассказала Нам Бо, почему ей дали такое имя. Ее бабка при жизни любила, особенно в летние ночи, расстелив во дворе тюфяк, рассказывать о прошлом. В ту пору родители ее не имели своей земли, батрачили на чужих полях, а во время паводка промышляли рыбной ловлей. Каждый год к пятнадцатому числу седьмого месяца, когда вода затопляла поле, родители Шау Линь вместе с другими деревенскими бедняками плыли на лодках в Тантхань или Какай и там ставили сети на эту самую рыбу — линь. И вот, когда мать Шау Линь была на сносях, рыбы, как говорила бабка, привалило видимо-невидимо. Такого еще не бывало. Вода прямо кишела ею, она забивала сети. Рыбьи глаза светились в темноте, словно кто-то насыпал в воду толченого стекла и все время помешивал его. Ей, мол, вспоминала бабка, говорили: ежели — как придет рыба — плыть против течения к озеру Тонлесап, слышно, как она гудит в воде, точно медные провода на ветру. В тот год бабка сама впервые услышала рыбий гуд; сперва людям почудилось, будто это далекий звон храмового колокола. Матери Шау Линь как раз приспело время рожать, но она, завидя светящиеся в темноте рыбьи глаза, так увлеклась, что не заметила, как и схватки-то начались. Бабка рассказывала потом: «Ребенок вот-вот наружу протолкнется, где уж тут звать повитуху. Так и родила девочку прямо в лодке. Девчонка визжит, а вокруг бьется и скачет рыба. Тут-то односельчане и сказали: давайте наречем девочку Линь».
— Вот откуда произошло мое имя!
Развеселившись, Шау Линь рассказала также Нам Бо, что она единственная дочь в семье, все братья — четверо старших и один младший — ушли в армию. Мама умерла, а она живет вместе с отцом. Всякий раз, как соберут и продадут манго, она откладывала несколько донгов и на эти деньги купила младшему брату, гостившему в Восточном Намбо, японский транзистор с тремя диапазонами. А потом, еще через год, подарила другому брату часы «Сейко» с календарем — месяц показывают, и число, и день недели. Каждый год делала она подарки братьям, служившим в армии, по их выбору. Столько дел, столько дел, бывает, и дух перевести некогда. Отцу-то седьмой десяток пошел, но он по-прежнему ходит с ружьем — партизанит.
В тот год, когда американцы ввели сюда свои войска, сколько их высадилось на этой равнине! Вертолеты кружили в воздухе, как стрекозы, от вихрей, поднятых их винтами, ломались ветки деревьев, рушились крыши. Стрельба не умолкала ни на минуту. Попасть в вертолет нетрудно, но подобьешь один — их слетятся десятки и накроют таким огнем — ничего вокруг не останется. Вот и терпели их до поры до времени. Однажды под вечер целых девять вертолетов кружили над хутором Шау Линь. Шау спряталась в убежище. Ее отец, старый партизан, стоял со своей винтовкой под деревом манго и следил за ними. Вдруг сквозь оглушительный гул Шау услыхала голос отца:
— Шау! Шау!
Она выглянула из щели.
— Перебеги в убежище тети Ты!
— Почему, папа? Засекли, да?
— Скорее!
Шау Линь выскочила из укрытия и увидела, как отец широко открытыми глазами следит за одним из вертолетов; лицо его и руки взмокли от пота. Стиснув челюсти, он негромко ругался:
— Мать твою! Проклятый!..
— В чем дело, папа?
— Да вон, американец, стоит у люка, спустил, гад, штаны и льет. Беги, беги скорее отсюда!
Шау Линь сломя голову перепрыгнула через канаву в саду и едва добежала до убежища семьи тети Ты, как послышались три винтовочных выстрела; вертолет протяжно взревел, корпус его объяло пламя, и огненный клубок заметался в вышине. Но тут подоспели другие вертолеты, и все заглушили взрывы ракет, казалось, земля вот-вот расколется.