Выбрать главу

========== Часть 1 ==========

Она напивалась в баре как последний мужик. Такая смелая, бойкая, сильная, дала слабину, не смогла сказать того, что крылось на душе и ощущалось сердцем. Настолько себя воспитала, что не позволила и слёз, а обида и боль сильнее копились и съедали изнутри.

Сперва Антон ей сказал, что она ни в чём не виновата, что Юлю он всё равно бросит. А потом она встретила его на улице, когда думала о них. Она хотела ему сказать самое важное, но он был каким-то потерянным, что она почувствовала на сердце тревогу и заботливо спросила вместо:

− Тош, ты чего? Что-то случилось?

Он налился краской и отвёл глаза.

− Юля, она… В общем, я стану отцом.

− О… − только и слетело с её губ, а сердце ухнуло вниз, но она взяла себя в руки. – Ты… П-поздравляю, − улыбнулась.

Прибавила ещё, какое же свалилось счастье. На миг, когда их взгляды встретились, ей показалось, что он хочет сказать что-то важное, хочет в чём-то признаться, может совершить поступок, но он не разомкнул губ.

− Разве ты не рад?

− Я… Ну да, рад, − быстро согласился он.

Ей ничего не осталось, как улыбнуться шире и говорить, какой он молодец, каким хорошим отцом он станет, и что она им гордится.

− Жень, ты… то, что мы… то, что у нас с тобой…

− Ой, Тош, ты что, не переживай, я же сказала, ничего толком не помню, − уверяла она.

Её выдержки ненадолго хватило. Коллеги узнали. Ильинский привычно требовал у Антона Юлиных котлет, уверяя, что теперь она должна готовить их больше, вроде как за здоровье будущего Тоши-джанчика. Филиппов ни о чём не спрашивал и не мучил советами, лишь поглядывал с грустью и заботой, приносил кофе и любимые сладости с горьким шоколадом. Князев награждал то хитрым взглядом, то ловким словцом, намекая всем видом, что он до сих пор неравнодушен и всегда готов принять к себе. Кажется, её добило назначение Лернера на должность зама Калитниковой. Прибежала Юля со своими поздравлениями, хитро заулыбался рядом Костя, бросая на Женю красноречивый взгляд. Она и не сдержалась, убежала молчаливо после.

Напиток обжигал горло, вызывая в голове пустоту. Ей хотелось забыться, представить, что она всё та же бойкая Женя из убойного, и ей глубоко плевать, как и когда-то, на чьё-либо мнение. Пусть думают, что хотят, пусть сплетничают, сколько им угодно.

− Знал, что ты здесь.

Филиппов остановился у стойки рядом и окинул пустые рюмки хмурым взглядом. Ей вспомнилось, сколько раз он её поддерживал, вспомнилось, как он говорил, что ей стоило отвлечься, влюбиться и что он готов набить Антону рожу, если это ей поможет. Она посмотрела в его лицо и с горечью подумала, почему она не влюбилась в него, такого смелого, преданного и способного всё видеть.

− Слушай, пойдем, − сказал Дима. − Хватит тебе уже.

Ей не хотелось слушать, она подняла рюмку, но он удержал руку, взяв за запястье.

− Хватит, я сказал, − повторил твёрдо и кинул купюру на стойку. – Пойдём.

Она гипнотизировала в дороге переднее стекло, хоть и ничего за ним не видела, а Дима крепче сжимал руль и играл желваками, косо на неё поглядывая. Она очнулась, оказавшись с ним за порогом своей квартиры, даже не помня, кто из них открыл.

− Выспись, хорошо? Я с утра тебя прикрою. Ладно, давай, пока.

− Стой, − внезапно сказала она, схватив его за рукав куртки.

Он остановился и посмотрел сверху вниз, покорно ожидая. Она не сдержалась. Не смогла. Прижалась к его груди, заливаясь слезами.

− Женька… − поразился он.

Обнимал, поглаживая по спине и чуть целовал в лоб, уверяя, что всё наладится. Глупо, но большего ему не оставалось. Она повторяла себе, какая же она слабая, какая же она ничтожная, никчёмная, злилась на себя и так же внезапно остановилась, посмотрела в его глаза. Взяла и потянулась к губам. Дима тут же остановил, придержав за плечи, и закачал головой.

− Жень, это не выход. Поверь, я знаю, что говорю.

Наверное, он проходил это после смерти Жанны: заводил новые знакомства, строил отношения, очаровывал, завлекал, но ничего не чувствовал, сердце не отзывалось. Она проходила это с Костей, хоть и соврала тому, что ничего не помнила и была пьяной, тогда она думала, что он её отвлечёт, такой смышленый и дерзкий, а ничего не получилось.

− Я тебе не нравлюсь? – мрачно спросила она.

− Не в этом дело, − серьёзно ответил он. – Ты… ты мой друг, Жень. Ты сейчас наломаешь сгоряча дров и будешь потом об этом жалеть.

− А если…

− Не если, − нахмурившись, он отчеканил. − Пока, − и скрылся за дверью.

Она соскользнула по стене до пола, не понимая, как с ней такое происходит, как она умудряется терять друзей, влюбляясь в одних, мстя им с другими и нанося третьим раны своим сиюминутным желанием отомстить. А ведь Дима её всегда поддерживал, а она только что чуть не заставила его предать друга Тоху, воспользовавшись её состоянием, только что чуть не разбередила его раны, оставленные после Жанны, заставляя почувствовать что-то к себе. Повторяя, как же так, она сидела на полу, уткнувшись головой в колени и обхватив те руками, и только кошки крутились у её ног, отражая любовь и заботу.

========== Часть 2.1 ==========

Когда-то и он был жизнерадостным, беззаботным, раздавал налево-направо чарующие комплименты, не пропускал ни одной юбки и очень красиво ухаживал. Его сердце не знало бед. А потом появилась Жанна, она сделала его невероятно слабым, а вместе с тем он научился ценить, любить по-настоящему, говорить о чувствах, научился бояться, и его сердце тревожно билось, когда девушка принимала участие в операции. Жанна ушла на небеса и забрала с собой его способность любить и дышать. Он помнил, как не мог сдерживать слёзы, сидя на кровати с её вещами, помнил, что никогда не был таким жалким, и, вернувшись на службу, закрылся. Закрылся наглухо. Не обращал внимания на милых прапорщиков, которые откровенно кокетничали с ним, прикрываясь маской тепла и заботы, не пытался очаровать между делом привлекательных дам. Он стал железным, бесстрастным. Так было проще. Осталась лишь ахиллесова пята в виде фотографии Жанны, которую он долго хранил в кошельке, хранил у самого сердца.

Время шло, не принося с собой облегчения, боль притуплялась, но не уходила, крылась где-то в глубине, напоминая о себе не частыми, но точными, нестерпимо обжигающими ударами. До него впервые достучалась гадалка, прямо сказав, что он ни в чём не виноват, и что Жанна тоже так считает. Она сказала, что ему пора её отпустить. Было нелегко, но он справился, наступил на себя ради памяти о любимой девушке, сидел за столом и вдыхал благоухания, уходя, оставил фотографию. Неумолимое время унесло с собой и боль, осталась лишь память и пустота, леденящая душу. Он терпел, и работа, друзья во многом спасали. Он разглядел Женю, ту девушку, которую поначалу невзлюбил и посчитал неуместной для убойного, она оказалась настоящим другом и умным, смелым, преданным напарником. Он без труда углядел и её чувства к Антону, потому иногда и легонько шутил, подстёбывал, чтобы друг Тоха наконец и сам увидел, что коллега к нему неравнодушна. Только друг оказался слеп, не заметил, сколько ему уделяет внимания и заботы Женя, а Дима считал себя не вправе доказывать очевидное. Но невольно между ними он сделал выбор, он выбрал её сторону, потому стал готов подругу и защищать, если бы то потребовалось, хоть словесно, хоть силой.