Она сама устраивала иногда совместные пробежки по вечерам с Князевым. Так уж получилось, что они тяготели к здоровому образу жизни и спорту. Костя к тому же стал менее навязчив: то ли в самом деле понял, что не стоит ничего ждать, то ли разработал какой-то хитрый план и терпел. После одной из таких пробежек предложил посидеть вместе, но она ответила резким отказом.
− Жек, ты чего? – искренне подивился он. – Я же тебя не на свидание зову.
− Я… извини, − очнувшись от своей неуместной дерзости, пробормотала она, − устала что-то, лучше пойду.
− Давай хоть провожу тогда…
Она молча шла, повесив голову, и не могла ничего сказать о том, что с ней. Дома ругала себя. Может и вправду стоило как-то отвлечься, не нападать на каждого и не искать в действиях подвох.
День уходил за днём, а дома по вечерам становилось невероятно печально и тошно. Сдавливало одиночество, находила какая-то потерянность. Казалось, что с ней что-то не так, что всё как-то неправильно, что так не бывает, а если и так, то это как-то нечестно, несправедливо. В один из таких вечеров Дима и нагрянул.
− Ничего, что я так внезапно? Просто шёл мимо и… ну, подумал зайти.
Он казался странным: какая-то задумчивость вместе с грустью сквозила в глазах.
− Да нет, ты что, проходи, − ответила Женя. – Чай будешь?..
Они сидели на кухне и неторопливо беседовали о новом деле, о начальстве, о своих успехах. Жене всё сильнее казалось, что друга что-то угнетало, но она не смела спрашивать, не хотела давить, потому что как никто знала, каково ему и сколько страдала его душа.
− Это началось после смерти Жанны… – сказал он вдруг, поставив в сторону кружку.
Сосредоточившись, Женя внимала и сильнее поражалась с каждым словом. Он ей признавался, что слаб, что слишком часто терял, что страхи съедали его изнутри, потому и вылились в странный недуг.
− Господи, Дима… − она подошла и положила ладошку на его плечо.
Женя слушала, и её потрясение росло всё сильнее, а сердце дико колотилось внутри. Она завороженно смотрела в глаза, и ей казалось, что Дима говорил не только о себе, но и о ней. Он говорил то, что крылось в её душе. Все эти месяцы она тоже сама с собой боролась, замыкалась и боялась сближаться, боялась опять обжечься и потерять.
Он закончил, и тишина повисла между ними, такими раненными и тем близкими. Женя не могла ему не сказать, потому твёрдо и заявила:
− Ты не слаб, Дим. Ты сильный, слышишь? Ты сам только что это доказал.
Её охватывало восхищение. Признать свои слабости и есть настоящая сила. И в Диме в этот момент она видела надежду, а не разочарование и горечь своих ошибок, как в Антоне или Косте. Надежда исходила от него и обдавала теплом. Потому, подверженная внезапному порыву, она к нему потянулась, как истерзанная холодом и одиночеством, потерявшаяся птица к восходящему солнцу. Коснулась его губ своими губами, в этот раз он не остановил и не держал за плечи, а прижал к себе, обнимая. Её пальчики сжали его воротник, а после скользнули к затылку. Ей хотелось раствориться в долгом поцелуе, в крепких объятиях, в нежности, разлившейся в крови вином. На миг они оторвались и посмотрели друг на друга. В глазах Димы застыл вопрос, он хотел разомкнуть губы, но она приложила к ним палец и покачала головой. Его губы в ответ поцеловали палец, соскользнувший с них, а после он сам решительно втянул её в поцелуй, ярче и жарче первого. Она выгнула шею, неровно дыша, когда он стал неторопливо прокладывать дорожку из легких поцелуев к плечу. Его пиджак оказался сброшен ею, а рубашка расстегнута. Дима с легкостью её подхватил на руки и опустил в спальне.
Ей было стыдно сравнивать, но она не могла с собой ничего поделать, Дима был не так осторожен и робок, как Антон, но и не так горяч и нетерпелив, как Костя, он действовал неторопливо, уверенно в себе и вместе с тем нежно, а её тело трепетало от каждого прикосновения. Она покорно опустилась на кровать и теребила пальцами его мягкие волосы, когда он, развязав ленточки кофты, обжигал губами её кожу, опускаясь всё ниже. На миг она прикусила губу, когда он коснулся груди и задержался, она не выдержала его ласк, издав стон, её тело, словно наливаясь теплом, исходящим от партнёра, как огнём запылало, а щёки и без того горели румянцем. Он расправился со своим ремнём, и она нетерпеливо опустила свои ладони с его спины к поясу, желая, чтобы брюки соскользнули с бедер. Она выгнулась, еле дыша, когда он вернулся к ласкам и избавил от ненужного белья. Предвкушая, она замерла на мгновение, закрыв глаза, и следом с её губ сорвался новый стон, а тело наполнилось теплом изнутри. Она раскрыла глаза и заглянула в зеркало его души, в котором теперь плескалась их общая надежда. Неторопливые движения росли, и ей хотелось, чтобы происходящее чудо не кончалось. Достигнув пика, её тело пронзила сладкая судорога, партнёр замер в то же мгновение после глубокого рывка и опустился на спину рядом, вытянувшись во весь рост. Они молчали, каждый в попытке отдышаться. Они вместе испытывали блаженство и облегчение, понимали друг друга как никто, потому и не нуждались в глупых словах.
Утро так и встретило их, в объятиях друг друга, нагих под легким покрывалом. Женя лежала на груди Димы, он приобнимал её рукой.
− Мне, наверное, придётся опоздать… − пробормотала она.
Он приподнялся и заглянул в её глаза.
− Зачем это?
− Ну как… для конспирации.
Дима выгнул бровь:
− Серьёзно?.. – она не успела ответить. – Голову на отсечению даю, никто и не заметит. Да и вообще, какое нам до их мнения дело? Кучка балаболов…
Женя обдумала мысль и улыбнулась, ей вдруг в самом деле захотелось побороть всякие предрассудки и закрыть на чьё-либо мнение глаза. Пусть думают, что хотят, она уже достаточно выстрадала, как и Дима.
========== Часть 5.2 ==========
Ни на проходной, ни на этаже, ни в отделе − нигде не обратили особого внимания на совместный приход Стрельниковой и Филиппова. Поприветствовав коллег, Дима невозмутимо принял куртку Жени и повесил на вешалку, затем определил туда свою и направился к столу. Женя удивилась про себя, вспомнив, как опасался когда-то Антон явиться с ней, хмыкнула и отправилась на своё место.