Он перекатился к южной стороне глыбы и обдумал имевшиеся у него варианты. Примерно на пять метров ближе к мосту лежал еще один обломок, этот уж точно кусок моста, с торчащим из него куском стали. И он лежал, прислоняясь к центральному пилону. Если получится добраться до этого обломка, оттуда можно будет пролезть чуть дальше, обходя послинов с фланга, и прочесать их траншею огнем, от начала и до конца. И судя по тому, как обвалилась южная часть, он будет в «хорошем камне».
Термин «хороший камень» несет особое значение для пехоты. Битый камень был другом пехоты; бронетехника одолеть его не могла, он гасил большинство артиллерийского огня, и послины его терпеть не могли. «Хороший камень» означал обломки вроде этого моста, попадавшие так, что человек мог проползти между ними в поисках укрытия. Южный пролет выглядел как «великолепный камень».
Впрочем, чтобы добраться до тех обломков, требовалось решить две проблемы.
Первую представляла артиллерия. Снаряды падали точно на цель — казалось, на самом деле они занимаются пробиванием ям в асфальте, — но они также падали всего в нескольких метрах от маршрута, которым ему придется воспользоваться, чтобы достичь убежища. Если бы он имел радио, он сказал бы им переключиться на дым. Но радио у него не было, и радист находился слишком далеко позади, чтобы докричаться. Даже бы если крик не выдал его позиции, хотя непременно выдаст.
Он слыхал, что можно передвигаться всего в метре-двух от падающих таким образом снарядов, если они падали «в сторону» от тебя, как сейчас. Каждый снаряд разрывался с крепким толчком ударной волны, но настоящими убийцами в артиллерии были осколки. Большинство из которых летели в сторону послинов. Теоретически очень малое их количество должно было лететь в том направлении, где он собирался пройти.
Теоретически. Очень малое.
Второй проблемой — конечно, в предположении, что его не угробит артиллерия, — являлся факт, что между его теперешней позицией и следующим обломком отсутствовало всяческое укрытие. Какое бы то ни было. Место было плоским и ровным, совершенно лишенным растительности, которая когда-то могла здесь находиться, прямо на виду у послинов и менее чем в двадцати метрах от них.
Он мог попытаться пробежать. Просто встать и рвануть. Тут проблема заключалась в том, что послины на что-либо подобное обычно реагировали гораздо лучше людей; это будет все равно что пытаться проскочить мимо профессионального стрелка по летающим тарелочкам. Их головы торчали над траншеей, покачиваясь вверх-вниз, даже под огнем артиллерии. Шансов проскочить у него было не больше, чем у снежка в преисподней.
Единственной альтернативой оставалась попытка просочиться украдкой.
Освещение было… беспорядочным. Внезапная вспышка разрыва, выглядывающая из-за рваных облаков луна, да, собственно, и все. Несколько костров, не иначе как запаленных артиллерией, отбрасывали неровный свет, но ни один не находился поблизости.
Послины обладали хорошим ночным зрением, но не совершенным. И по ним велся огонь с гребня; их внимание должно было сосредоточиться там.
В общем, попытаться стоило. Но следовало подготовиться.
Он сунул руку в подсумок и вытащил кое-что, чем давненько не пользовался.
41
Ша! Нам победа хрен достанется.
Ша! Нам не шествовать в блистательном строю!
Будешь ты, усвой,
Стервятникам жратвой,
Вот и всё, что нам достанется в бою![71]
Возле Бальзам-Гэп, Северная Каролина, Соединенные Штаты, Сол III
27 сентября 2009 г., воскресенье, 20:25 восточного поясного времени
Томас перевалился через бревно и снова пополз к вершине гребня. Он слышал о реакции послинов на снайперов, но испытал это в первый раз. Он также слышал, что они не реагируют, когда стреляют и другие люди, или бьет артиллерия. Ну, так артиллерия била, поэтому он совершенно не понимал, как они его засекли.
Но реального значения это не имело. Отдача «Барретта» отпихнула его назад, так что большинство ответного огня прошло поверх головы. По лицу ударила щепка, но она просто добавит еще один шрам. Ничего страшного.
Он аккуратно выставил винтовку на гребень и приподнялся так, чтобы снова видеть происходящее в зоне цели.
Одинокий солдат добрался до груды обломков моста, сидел спиной к послинам и делал… что-то. Томас добавил увеличение прицела и включил усиление света, но все же не смог разобрать, что происходит. Казалось, парень что-то мешает в ладони.
Посчитав, что ему не стоит переживать по этому поводу, чероки прицелился для следующего выстрела. Один готов, осталось четырнадцать. Забудь про бого-королей, просто снимай их одного за другим.
Только он взял на мушку первую цель, как небо позади него осветилось, словно зажглась лампа самого Господа Бога.
Бакли соскреб ножом немного окаменевшей камуфляжной краски себе в ладонь. Палочка стандартной краски, которую он носил бог знает с каких пор, высохла до консистенции угля. Это его раздосадовало, особенно поскольку он считал, что единственный шанс исполнить задуманное у него появится, если он вымажет каждый сантиметр кожи так, чтобы ничего не проглядывало. Если отражать свет будет нечему, то у него может получиться пересечь промежуток дюйм за дюймом. Особенно если он начнет двигаться вместе со следующим выстрелом снайпера. Пока они сосредоточатся на гребне, он сможет выползти и, как он надеялся, если будет двигаться достаточно медленно, не даст повода сработать их внутренней сигнализации.
Если бы у него только получилось смешать эту камуфляжную краску с каплей жидкости от насекомых, это позволило бы ему закамуфлироваться и, может быть, добраться туда живым. Риск того стоил. Конечно, ему поможет, если они отвлекутся, но на ум больше ничего не приходило.
Всего лишь на мгновение свет стал настолько интенсивным, что он мог видеть сквозь руки. Он зажмурил глаза, но это уже не имело значения, остаточное изображение пылало на сетчатке. Он знал, что фактически ослеп по крайней мере минут на пять или десять, но это также не имело значения. А имело значение, что послины тоже ослепли.
Он бросил палочку краски, отряхнул руки и схватил винтовку. Ухватившись за угол бетонного блока, он рывком вскочил на ноги и метнулся по открытому месту между двумя грудами обломков.
Он каждое мгновение ожидал услышать треск рэйлганов или утробный рык плазменной пушки, после чего превратится в обугленную статую. Но они так и не прозвучали. Вместо этого, спустя мгновение, ударившись ногой о бетонный блок, он ткнулся носом в торчащий оттуда кусок стали.
Подавив крик, Бакли упал позади бетонного укрытия, зажал кровоточащий нос и стал ждать, когда вернется зрение.
— Я чувствую, что начинаю соглашаться с тобой, Прюитт, — прорычал подполковник Митчелл. — В такие моменты мне хочется иметь хоть сколько-нибудь приличную броню и оружие для стрельбы прямой наводкой.
— Ну, у нас есть оружие стрельбы прямой наводкой, сэр… — сказал стрелок.
— Каждый наш выстрел из которого не превращался бы в катастрофу национального масштаба, сынок, — ответил подполковник. Наблюдателям из милиции понадобилось несколько минут, чтобы снова заставить работать свои рации, но все выглядело так, что хребет наступления послинов был сломан целиком и полностью. Однако за огромную цену.
И Диллсборо, и Сильвы, хотя бы их уцелевших после прохода «ШеДо» остатков, больше не существовало. Один лишь Бог знал, какие повреждения получил мост, тот самый, что особо желало сохранить Восточное Командование. Они нацелили ближайший ядерный заряд так, чтобы мост не очутился в самом эпицентре, но это не означало, что он еще годился для прохода танков. Понадобится «добро» кого-то типа майора Райана, прежде чем ему можно будет дать большую нагрузку. А с другой стороны…