Затем в туалете торгового центра я переоделась в неоново-зеленые лосины и неоново-розовую футболку (в стиле Гавайев в 1993 году) и пошла в дом с привидениями со своими друзьями. Я хотела найти папу и, очаровав его, попросить дать мне денег на один из гигантских кренделей. Как и во многих других торговых центрах, в этом было два этажа, при этом на втором этаже были перила, позволяющие посетителям видеть, что происходит внизу.
Я увидела, что мой отец дремлет на скамейке рядом с кафе. «Пап! – прокричала я со второго этажа. – Крендель, папа! Крендель!»
Пока я кричала и махала руками, боковым зрением заметила маленькую девочку, подползающую к перилам второго этажа. Вдруг она соскользнула вниз и упала с высоты десяти метров лицом на прилавок. При этом все услышали чудовищный глухой удар.
«Мой ребенок! Нет! Мой ребенок!» – закричала ее мать, сбегая с эскалатора, неистово расталкивая охранников торгового центра и свидетелей трагедии. До сегодняшнего дня я не слышала ничего более страшного, чем крики той женщины.
У меня подкосились колени, а я все продолжала смотреть на скамейку, на которой до этого сидел мой отец, хотя он побежал вместе с толпой. Теперь вся скамейка была пуста.
Этот глухой удар, раздавшийся при падении девочки, снова и снова звучал в моей голове. Сегодня можно было бы сказать, что у меня посттравматический стрессовый синдром, но раньше я считала звук этого удара барабанным боем моего детства.
– Эй, я надеюсь ты тоже не спрыгнешь вниз? Просто воспользуйся эскалатором, ладно? – сказал мой отец, пытаясь показаться веселым. У него на лице была такая же глупая улыбка, как и в тот день, когда он напугал маму Суперфлаем.
Мне же все произошедшее совсем не казалось смешным. Думаю, мои глаза сказали ему об этом.
Есть японский миф об Изанаги, который спускается в мир мертвых, чтобы найти свою сестру Изанами. Когда он находит ее, сестра говорит, что вернется с ним в мир живых, но Изанаги ни при каком условии не должен смотреть на нее. Однако Изанаги не выдерживает и подносит фонарь к лицу Изанами, чтобы взглянуть на нее. Он видит гниющее тело сестры, покрытое личинками. Изанаги убегает, сестра преследует его, но он пододвигает огромный камень, который разделяет их навсегда. Теперь Изанаги знает, что такое смерть, и он вынужден прятаться от собственных мыслей, наполненных увиденными им ужасами.
Той ночью я до рассвета просидела с включенным светом. Внутри моего тела маленькая девочка упала в пропасть страха. Эта смерть не была ни насильственной, ни кровавой; по телевизору я видела картины еще более пугающие. Однако это была реальность. До той ночи я полностью еще не осознавала, что когда-нибудь тоже умру. Что все когда-нибудь умрут. Также я не знала, кому еще было об этом известно. Если все окружающие понимали это, как они вообще могли с этим жить?
На следующее утро родители обнаружили меня на диване в гостиной, лежащую с открытыми глазами под несколькими одеялами. Они отвели меня в кафе, чтобы поесть шоколадных блинчиков. Больше мы об этом инциденте не говорили.
Самое удивительное в этой истории не то, что восьмилетняя девочка стала свидетельницей смерти, а что ей потребовалось для этого целых восемь лет. Всего 100 лет назад невозможно было найти ребенка, ни разу не видевшего смерти.
Северная Америка построена на смерти. Когда туда прибыли первые европейские переселенцы, все, что они делали, это умирали.
Они погибали от голода, холода, сражений с коренными жителями, гриппа, дифтерии, дизентерии и оспы. К концу третьего года существования поселения Джеймстаун в Вирджинии из первоначальных 500 жителей 440 были мертвы. Дети в особенности умирали постоянно. Мать пятерых детей могла считать себя счастливицей, если хотя бы двое из них доживали до десяти лет.
В XVIII и XIX веках статистика смертности не стала более воодушевляющей. Когда дети того времени прыгали через скакалку, они повторяли следующую считалочку:
Печальная правда в том, что многие из них проживали не больше нескольких прыжков на скакалке. Во время похорон дети несли крошечные гробы других детей по улицам поселений. Звучит чудовищно, но длинный путь к могиле тех детей, скорее всего, был не менее страшен, чем терзания, которые охватили мой юный мозг, после того как я увидела падение маленькой девочки.