Рыбу никто не ловил. Река была сизой, зеленоватой и мутной, словно она выстирала сотню миль грязных простыней и сопливых носовых платков. Джонатан подумал, какой может быть вкус у рыбы, которая бы там выжила; он бы скорее поверил, что к полуночи, когда весь город спит, жадные пасти и блестящие глаза крысиных полчищ полезут из воды, и оба берега оживут от быстрого топота крысиных лап.
Это был симпатичный городок с ухоженными садами и прекрасными старыми зданиями. В нём не было ни промышленности, ни офисных зданий, ни жилых комплексов. Люди здесь покупали и продавали; они спали; они верили в радио, телевидение и популярные песни; они умирали в хорошей больнице. Они не совокуплялись, но они женились, и у них были дети.
Серж самостоятельно взял Джонатана за руку, как только они вышли из автобуса. Он держал её нежно и живо; в первую же секунду он изогнул свою руку так, чтобы пальцы Джонатана, двигаясь взад-вперёд, медленно меняли своё положение и, наконец, полностью охватили его собственные. Затем его ладонь стала очень расслабленной, и Джонатану показалось, будто он согревает спящую птицу. Рука, принадлежавшая ладони, просто висела там, лёгкая и нематериальная; затем при малейшем импульсе извне птица напрягалась, рука сообщала ей силу, тягу, птица улетала, и Серж шёл за ней. Закончив своё путешествие, он медленно возвращался; меж тем рука Джонатана оставалась неподвижной и пустой, как брошенное гнездо.
Мальчику нравилось, что его видели с Джонатаном. Здесь даже больше, чем в Париже. Независимый и упрямый, Серж с радостью отошёл бы на несколько метров, если бы он шёл с Барбарой, но с самых первых прогулок с Джонатаном он брал его за руку, чтобы та его держала, и отдавался ей. Когда они утром подходили к школе, Серж цеплялся ещё сильнее. Там были и остальные малыши, которых приводили матери, а чаще бабушки, с непокрытой головой и в тапочках. Они принимали Джонатана за молодого отца и дарили его понимающими улыбками. Правда, юный папаша был чересчур близок с этим сонным и жизнерадостным мальчишкой, который тянулся вверх к лицу отца, чтобы крепко повиснув и крепкоподдерживаемый, говорить ему что-то в ухо, почти целуя, как делают те, кто действительно любят друг друга.
Был магазин, в котором Джонатан хотел купить краски, художественные принадлежности и инструменты, которых ему не хватало с тех пор, как Серж снова пробудил в нём тягу к рисованию. Это была безжизненная канцелярская лавка местного книготорговца с библиями, местными сувенирами, барометрами, предметами религиозного искусства и материалами для их производства. Серж, исследуя стопку детских книг (он уже отложил пачку переводных картинок для татуировок), обнаружил книгу, иллюстрации которой, если их потереть, можно было лизнуть и понюхать. Они были напечатаны сладкими разноцветными чернилами, пропитанными искусственным ароматом плохих сладостей, приторным и непонятным запахом уличных борделей. Несмотря на эти чары и место, где она была найдена, книга была отнюдь не Евангелием, как объясняли маленьким детям. Там были изображения фруктов, каждый из которых был приправлен химическим веществом, имевшим такое же отношение к истинному вкусу, как фальшивая безыскусность изображения к реальной мякоти плода.
В них Джонатан распознал творческие потуги тех эмансипированных молодых женщин, которые трудились над соблазнением детей от лица рекламодателей и производителей детской одежды – всех этих мамочек и учительниц начальных классов. Модное занятие, без которого были бы недоступны обширные пляжи стран третьего мира, сияющие улыбки, сеансы у психоаналитика, катание на складном велосипеде и покупка крестьянского платья (в полный рост из цветочного шёлка). Наивные маленькие рисунки пели Джонатану свою хитрую песню:
Дети – это что-то невероятное, то, что я только начинаю понимать. Знаешь, мы без них ничего не делаем, мы приглашаем целую дюжину, можешь себе представить, как учителя сходят с ума, от бутербродов, горячего шоколада, магнитофона – обожаю это! Они невероятные!… У них потрясающие идеи! Мы предлагаем их нарисовать, предлагаем наши идеи на пробу, потому что именно они выбирают. В конце концов, последнее слово остается за ними! Вот так вот считаешь себя творческим человеком, но им, в итоге, удаётся тебя превзойти, пусть и немного. И тогда-то понимаешь, что такое творчество на самом деле! Ох, они поразительные!... Знаешь, рано или поздно, и у меня будет такой же! Но я могу обойтись без мужчины, у меня будет ребёнок, и я сохраню его. Мужчина получит свою каплю удовольствия, он счастлив, хорошо, спокойной ночи и до свидания. Но подумай об этом! Кто забеременеет, он или я? Когда ты сам забеременеешь, тогда, наверное, поговорим об этом... А потом муж... Мальчики, они хорошие, пока маленькие, но потом сплошное дерьмо, может быть, один из тысячи... Можно подумать, ты шокирован! Ох, Джонатан, ты меня разочаровал! Что ж, дорогой, тебе просто нужно привыкнуть к этому. Женщины изменились, или ты не знал? Нет, Джонатан, это тоже работа, ты должен попробовать сам, я дам тебе кассеты, ты не можешь себе представить, невозможно представить, что это такое!.... Есть, конечно, и негатив, все эти заказы отчёты и что там ещё, от этого иногда можно свихнуться. Знаешь, тебе ужасно плохо, ты просто смотришь на эти детские вещи, тебя от них тошнит - а потом, бац, и распродажа. Всё просто сходит с ума, во всех направлениях! Внезапно ты ничего не понимаешь, и ты обнаруживаешь, ну что сказать, ты снова просто маленькая девочка!... Это больше не работает, ты бесишься, ты на крючке, просто чокнуться, хоть плачь, в конце концов, и ничего не поделаешь!