– Потом надо заглянуть под воду. Это просто вода. Вот песок внизу. Здесь разные рыбы. Это подводные цветы.
В начале октября письмо от Сержа рассказало, что его родители, воспользовавшись, как понял Джонатан, периодом затишья на работе Симона, собираются провести неделю в Англии. Как обычно, без сына. Серж пытался устроить так, чтобы его отправили к Джонатану. Он поговорил со своим отцом, который охотно согласился. Оставалось только договориться с Барбарой.
Помимо прочего, это было первым письмом, содержащим любовные выражения. Джонатан был в замешательстве, поскольку ребёнок никогда не говорил таких вещей, а их необычайная глупость исходила не от Сержа, а от некого образца, который он, должно быть, копировал. Когда не знаешь что написать, тогда всё сгодится. Это выглядело так, будто маленький мальчик, намереваясь оказать честь своему корреспонденту, предложил ему цитату на латыни – фразу непонятную и непроизносимую, но которая пользуется хорошей репутацией. Или же подарок в виде цветов или шоколадных конфет. Усилие, сделанное ради любви, привело к тому, что эти глупые слова достигли своей цели. Серж захотел – и посмел – сказать Джонатану некие слова; в данное время и в данном месте в его распоряжении была только эта культура. Он добросовестно ей воспользовался. Он не был виноват, ни в том, что его средства выражения были такими скудными; ни в том, что он ещё не понимал этого.
Поездка его родителей была назначена на следующую неделю. Джонатан весь обратился в слух. Он должен замереть и не двигаться!
Симон скромно закончил раздеваться. Несмотря на привычку Барбары к наготе, он больше не осмеливался вести себя свободно. Барбара сказала ему (и повторяла в разговорах с друзьями), что ничто не кажется ей более уродливым, чем мягкий мужской член (по правде говоря, у Симона был довольно маленький и сморщенный). Отсюда происходило её сожаление, что они с мужем так и не нашли квартиру с раздельными спальнями – уж слишком они торопились с переездом.
Симон носил полосатую пижаму из хлопка, оставляя в шкафу любую более элегантную ночную одежду, которую ему могли подарить. Забравшись в постель, он снял пижамные штаны.
Квартира была плохо спроектирована, работа недоумка - говаривал он. Между их спальней и комнатой Сержа была тонкая стена, и из-за плохой планировки им пришлось поставить кровати по обе стороны этой перегородки. Когда Симон отправлялся в кровать, ему было неловко думать о Серже, находившемся в шести дюймах по ту сторону; потом он забывал его.
Барбара, обнажённая, не спешила ложиться в кровать, говорила голосом тихим, плавно и решительно, как актриса в сцене из супружеской жизни, шепчущая перед двумя тысячами зрителей. Сидя сняла макияж, встала, посмотрела на себя, расслабилась, поздравила себя.
Во время отпуска она снова набрала потерянный вес. Задняя часть её бедер и нижняя часть ягодиц казались изъеденными оспой; первичный крик, благовония, дзэн и её смелые суждения по важным вопросам заставляли её забыть об этом целлюлите, и она думала о себе как об амазонке.
Симон не знал с чего начать: дело касалось Сержа. Хоть и трус, Симон, тем не менее, был верен мальчику; он любил его, не слишком обманывая; втайне он чувствовал себя ниже него, и, смутно впечатлённый этим, не осмеливался предать. Серж был именно тем сыном, которого он хотел; заполучив его, он обнаружил, что замахнулся слишком высоко.
То же самое он испытывал к Джонатану, к этому другу, которому он не смел ни в чём отказать.
Их было двое, третий был не нужен. Они были так похожи друг на друга, что Симон не был удивлён, что они счастливы в своей компании. Они были тем, чем он не был; он знал это и принимал. В конце концов, он наслаждался своей жизнью.
И Барбара помогала ему, она была его охраной. Она могла исправить мир, довести его до приемлемых масштабов; высокопарно уменьшала людей, которые докучали; а затем демонстративно восхваляла кретинов, которых она по глупости превозносила. Она спасала ему жизнь, хотя и не смогла одурачить. Но кто бы мог подумать, что простолюдин, дворняжка (в депрессии Симон считал себя таким) сможет заполучить обожаемую госпожу?
С другой стороны, доходы Симона скоро превысят десять тысяч в месяц. Это было достижение. Он мечтал, что вскоре откроет собственное дело. Он стал карьеристом только ради Барбары, и это ему удалось. Не в этом ли и заключалось преимущество брака?
Сидя в постели с сигаретой в руке и своим последним джином на прикроватной тумбочке, Симон начал благоразумный разговор, польстив телу Барбары, будто бы непроизвольной похвалой. Он видел его недостатки, но они его не беспокоили; ему нравилась её мясистость. Он чувствовал себя там как дома; его характер и её дряблая масса были той почвой, на которой они сошлись. Однако он выразил эту взаимодополняемость менее цинично и заговорил о Мужчине и Женщине.