Не верю своим ушам, не хочу верить. Как я могла во все это вляпаться? Получается, он меня обманывал уже там, в Дубае? Интересно, «поближе» — это как? Значит, это все изначально было не серьезно, а задумывалось, как игра? И поездка в Эмираты была только для того, чтобы его хотелки удовлетворить? Так вот почему он так распсиховался в отеле, когда я не поехала на с ним на яхту — ему просто не удалось познакомится со мной «поближе». Чем больше думаю, тем страшнее становится осознание предательства.
— Дима, прошу тебя, замолчи. Не нужно больше ничего объяснять, ты этим только хуже делаешь.
— И еще эти мужики твои масло в огонь подливали, — продолжает Дима, проигнорировав мою просьбу.
— Какие мужики? — смотрю на него непонимающе.
— Какие-какие? — он поворачивается ко мне. — Те самые, которые букетики и подарки тебе носили.
Я вздыхаю и прикрываю глаза. Чем больше Дима пытается объяснить, тем больше я запутываюсь.
— Не понимаю. При чем тут они? Они просто клиенты, которые таким образом благодарили меня за выполненную работу. И все. Что ты себе навыдумывал?
— Я ничего не навыдумывал. Кира, я мужик. Тебе меня не понять. Я в интеллигентных семьях не рос, жизни учился во дворе. И с юности привык добиваться своего. У нас так принято было — если девчонка понравилась, дерись, но завоюй ее. Кулаки в кровь разбей, только никому своего не отдавай.
— И часто ты кулаки в кровь разбивал? — усмехаюсь, так как его объяснение выглядит каким-то нелепым и не имеющим ко мне никакого отношения. При чем тут детство и двор? Мужику уже за сорок, а он какие-то сказки рассказывает.
— Не часто, — смотрит на меня, прищурившись.
— Ну а я-то тут при чем? — нахожусь уже на грани истерики, но все еще пытаюсь сдерживаться. Расстегиваю крутку — мне душно и немного мутит.
— При том — я завелся на тебя, как малолетка. Не выходила ты у меня из головы. А после того как увидел взгляды этих… твоих клиентов…
— Ну допустим, ты увидел их взгляды, — говорю устало. Не хочу слушать эту ерунду про каких-то мужиков, которых у меня не было. Я даже не флиртовала ни с кем, кроме него. Я только хочу получить ответ на свой вопрос. — Только почему ты не сказал, что женат? — наш разговор идет по кругу.
— И что бы это изменило?
— Всё, — порывисто говорю я. — Я бы никогда не согласилась выпить с тобой кофе. Я никогда бы не согласилась на свидание с тобой.
— Вот поэтому я ничего тебе не сказал, — он чуть наклоняется ко мне. — Ни сразу не сказал, ни потом. Потому что ты мне нужна. Понимаешь?
— Не понимаю, — перестаю себя сдерживать и начинаю плакать. Так, как хотела — тихо-тихо. — Дима, я ничего не понимаю…
— Кира, послушай…, — он протягивает ко мне руку, но сразу же убирает, как только перехватывает мой взгляд.
— Ты знаешь, почему мы развелись с мужем? — не даю ему возможности договорить.
Он отрицательно машет головой.
— Потому, что он мне врал. Он завел себе бабу и бегал к ней. Три года я жила во лжи и в бесконечных упреках! А потом, когда я его прямо спросила, изменяет ли он мне, так мало того, что он во всем признался, он еще и меня в грязь втоптал. Я вообще тогда думала, что не выплыву. И теперь меня тошнит от любого вранья, у меня на него аллергия.
— Кир…
— Не перебивай, пожалуйста. Я договорю, — делаю вдох и утираю слезы. Представляю, как выгляжу сейчас. Но это уже не важно, так как это наша последняя встреча. — Я не знаю, что у тебя там с женой произошло. Меня не волнует, в каком ты с ней браке — официальном, гражданском, фиктивном. Но она — твоя жена. Понимаешь? Своим враньем ты делаешь больно не только мне. Ты делаешь больно ей. А я знаю, что такое боль измены. Это как соль в рану сыпать и не давать её промыть. Я поверила тебе, думала, что ты другой. Но ты меня предал. Предал своим враньем. Лучше бы ты мне сразу во всем признался, чтобы я не испытывала того унижения и той боли, которые чувствую после встречи с твоей женой. Лучше бы ты остался для меня своенравным и заносчивым клиентом, чем…, — спохватываюсь и не договариваю.
Потому что сама испугалась того, что хотела сказать. А хотела я сказать, что он стал для меня близким и родным человеком. Но он никогда не узнает об этом.
— Кира, — Дима все-таки протягивает руку и осторожно касается моей щеки.
Боже, я сейчас умру от этого прикосновения. Сколько раз я таяла в его руках, уносилась в другое измерение, засыпала в его объятиях. А как я люблю с ним танцевать. Хочется сильнее прижаться к его ладони, чтобы запомнить это прикосновение. Последнее прикосновение, которое больше никогда не повторится.