– Где ты был? – от порога спросила тёща отчёта с Николки, вперившись взглядом прямо в глаза ему, точно выцарапать замыслила.
– У любовницы я был, – ответил Николка, не раздумывая.
– Ну, дурак… – откликнулась тёща и обратилась взглядом к дочери с попрёком: – у тебя муж. Умным только прикидывается. – И опять к Николке: – Значит, так, дорогой мой зятёк, когда я вернусь с работы, чтоб на бумажке написал мне адрес своей мастерской. Я пойду и проверю, где ты торчишь вечно и чем ты там занят. Ладно бы в гараже, как все нормальные мужики, пропадал да водку пил. А он, видите ли, художник! Тьфу – и размазать!!!
Тёща развернулась кругом, как солдат на плацу, и шагнула за порог, осерчало хлопнув дверью.
– Ну, и где тебя носило? – спросила Аннушка, когда они остались одни. – Может, ты, наконец, объяснишь?
– Я же ответил: гулял.
– Где гулял? С кем гулял?
– Бродил. Думу думал.
– И что же, интересно мне, такое ты надумал?
– Ничего.
– Совсем ничего?! Зачем же тогда думал? Наверное, всё-таки надумал хоть что-нибудь путное?!
– Да, путное.
Аннушка посмотрела в его упрямые глаза, развернулась, точно так же, как её мама, солдатиком, и вышла, с размаху хлопнув дверью.
Николка вздохнул и стал ждать, когда дверь снова откроется.
Дверь открылась.
– Тебе звонили, – сказала голова, просунувшись в щель. – Из милиции. Разыскивали. Велели зайти. Номер телефона я записала. В кухне на столе. Под пепельницей. Можешь, в конце-то концов, объяснить толком, что происходит?
– Не знаю. Ничего, наверное. Меня в троллейбусе поймали. Без билета. Оштрафовали, как зайца.
– И всё?
– А что ещё?
– Ладно. Я пошла. На работу из-за тебя опоздала. Вечером поговорим.
Голова исчезла и дверь плотно притворилась.
«Сейчас опять откроется», – не успел Николка подумать, как дверь и в самом деле отворилась.
Аннушка вошла и стала на пороге комнаты, посреди которой, опустив взгляд и руки, торчал, как репейник посреди заброшенной клумбы, Николка. Она испепелила его взглядом и вдруг сплюнула в сердцах, притопнув.
– Придурок, блин! – ругнулась и вышла, опять хлопнув дверью.
«Теперь всё», – подумал Николка, оставшись, наконец-то, сам с собой, и ошибся. Дверь открылась, и вошла Аннушка. Ни следа досады на лице, ни нотки озлобленности в голосе.
– Ты помнишь хоть, – сказала Аннушка, – что в субботу нас ждут Баранники? У Генки в художественной мастерской. Выставка его работ для узкого круга ценителей. Приглашение на столе, в кухне. – И тут её голос приобрёл сухость: – И готовься, уж будь так добр, к ответному визиту. Устроим показ твоих работ. Наконец-то и я хоть чем-то могу быть полезна тебе.
Она подошла к Николке, погладила по волосам, как домашнее животное по шёрстке, встала на цыпочки и поцеловала в щёку.
– Баранники выбрали тебя в крёстные своего первенца. Ты хотел, помнится, стать отцом? Вот и станешь отцом крёстным. Жена у Генки беременная. Месяцев через семь рожать, а они крёстных уже выбирают. Я, видишь ли, не подхожу, потому что я твоя жена, а ты, как мой муж, в самый раз. Муж и жена, говорит батюшка, единое целое, а им подавай – половинки. И почему ты, а не я?! Ничего не понимаю!
Пожала плечами, закатила глаза к потолку, развернулась и пошла к двери. Задержавшись на пороге, на прощание велела:
– И смотри, будь умницей!
Закрыла за собой дверь.
Ни на душ, ни на кофе Николка не чувствовал в себе сил. Как стоял в одежде, так, не раздеваясь, и упал навзничь на диван, закрыл глаза и провалился в пустоту – в сон, из которого, словно из трясины, его медленно, рывок за рывком вытягивали долгие настойчивые звонки телефона.
Потянулся, нащупал трубку – аппарат грохнулся о пол. Глаза слипшиеся, язык непослушный. Сквозь щёлочки заплывших от недосыпа глаз Николка разглядывал телефонную трубку в руке и вздёрнутый на пружинистом проводе аппарат. Поднёс трубку к уху:
– Ал-ло… на проводе, – едва шевелящимися губами промычал нехотя сквозь полусон.
Русла тех извилистых ручейков, по которым обычно вьются мысли в мозгу, скованы дрёмой, словно река льдом по студёной зиме, но под твердью корки льда чутьё не дремлет – и он мямлит всё тем же чужим непослушным голосом, отвечая вопросом на вопрос:
– Кто его спрашивает?
В трубке назойливой мухой жужжит незнакомый голос, и Николка пытается отмахнуться от настырного насекомого.