А потом мы привыкли к визитам Промокашки. Он всегда говорил одно и тоже: "мол, телефоны, отключились (сломались), а атээски разные и, может, у вас…". Действительно куда-то звонил, там всегда было занято, и потом зависал у нас. А что, ноша необременительная, сам приходит, сам уходит. Говорящая мебель. Не более. Иногда развлекает, иногда мешает, но всегда можно выгнать. Он не обидится. А когда не выгоняет, то сидит до последней. И как настоящая промокашка впитывает нас. Как будто мы с Машуткой чернила.
В этот раз он притащил с собой два пакета. В одном что-то звенело. В другом – шуршало. После привычного монолога про телефоны и нашего "заходи", он позвонил. И стал распаковывать багаж. Оказывается в первом пакете были все необходимые ингредиенты для глинтвейна. Бутылки вина – две штуки, фрукты и специи – много штук разных, а также… ничего себе!
– А это чего? – спросил я, зачерпывая своей ладонью белые тонкие полоски, коими второй пакет был забит под завязку.
– Лапша. Я документы уничтожал разрезалкой, и решил сжечь. Будем греться глинвейном у камина.
– У нас нет камина.
– Сделаем из подноса.
Кипучая деятельность развелась в нашем офисе, однако. Машутка колдовала над приправами. Я стоял на страже кастрюли, которая грело брюхо на плитке (у нас как в бункере есть много чего помимо положенного пожарной охраной огнетушителя). Глинтвейна приготовление нельзя доверять никому, кроме лиц, умеющих готовить его лучше, чем ты сам. А Промокашка сооружал камин. Когда всё было готово. И положенные занюшки втянуты в легкие. Вы не знаете что такое занюшки? Обратитесь к тем, кто знает, как готовить глинтвейн, профинансируйте его приготовление и сами занюхайте (а иначе не поймете подкоркой). Мы сидели около камина и грели ноги, Машутка разоблачилась от туфель и соблазняла нас оголенными лодыжками (и выше, и выше…), а нам с Промокашкой пришлось сбросить с себя оковы не только ботинок, но и носков. Каждый из нас вытянулся лучиком, исходящим из камина (поднос и горящая на нем бумажная лапша) и изгибающиеся в сторону неба (чай мы не прямые световые лучи, а лучи человеческие теплопроводящие и могущие менять направления своего распространения). В руках у каждого испарялся глинтвейн в стеклянной оболочки из фужеров оранжевого стекла. Видели бы нас санитары из Кащенко – попытались бы неминуемо заарканить и отвезти в свои угодья. За что были бы неминуемо расстреляны и кремированы в камине. Или более гуманный вариант: Машутка их очаровывает, а мы с Промокашкой спаиваем.
Улыбаюсь. В желудке тепло от выпитого, пятки щекочат теплые струйки воздуха. Рука сама собой подкидывает в огонь полено, полешко, веточку, а точнее скрученный в трубочку факс.
Олигарх:
– Почему на дочери не женился?
Как-то этот прием по ошарашиванию собеседника называется. Сначала берешь скелет из прошлого и кидаешь в оппонента, пока тот очухивается и приходит в себя-адекватного, добиваешь его кувалдой, а потом задаешь главный вопрос, который тебя действительно интересует.
– Не смог бы составить ее счастья.
– Врешь.
– Вру. Она не смогла бы составить моего счастья.
– А кого тебя надо?
– Не знаю.
– Нерешительное поколение. Так и вымрем. Останутся одни китайцы.
– Или индусы, их тоже почти миллиард. А может, мы клонироваться будем и не вымрем, просто будем скучно жить.
– Еще и лесбиянки… и она туда же подалась. Всё из-за вас, мямли, мать-перемать (это я мат приглушил кляпом модератора).
– Да вы не переживайте. Я вон тоже лесбиянка, не смотря на наличие кругом потрясных мужиков, только на девчоночек и возбуждаюсь, – надо было как-то человека от глобальных геополитических тем отвести (даже если его задумчивость была не более чем игрой, я же доверчивый тип, глубоко не вижу).
– Что с подлодками?
– Готовы.
– А люди?
– Как пионеры. Всегда готовы.
– Уже не шутим.
– Какие уж тут шутки.