одном отстойнике. Но оказывается и этого мало! Теперь я, видите ли, судье должен доказывать, что не горбатый. - Не переживай! - участливо успокаивает его один из конвоиров-милиционеров. - Сейчас у тебя будет возможность на трезвую голову всё объяснить. Судья Дарья Николаевна Салтынина - судья с опытом. Разберётся. Не волнуйся. - Если он не строитель! - ехидничает из-за стальной перегородки ещё один арестант. - Строителям «Салтычиха» пятнашку, не глядя, выписывает. - Нет. Я специалист - электронщик. - Считай, тогда тебе повезло, - с завистью звучит тот же голос. - С этой специальностью дармовые работники им пока не требуются. В кабинете судьи, куда конвоир ввёл осунувшегося, неумытого и неуютно чувствовавшего себя в запачканной и измятой одежде хозяина квартиры, сидела за письменным столом пожилая, чем-то сильно озабоченная женщина и перекладывала, что-то отыскивая, разного формата деловые бумаги. На миг приподняв глаза, она взяла поданную ей милиционером тонкую папку, быстро просмотрела её и только тогда внимательно оглядела задержанного. - Да... Ну и ну! - покачала она головой. - Если и в доме вашем вид такой, то действительно можно считать, вы квартиру так «обмыли», что теперь отмыть будет непросто. Кстати, вы отец двоих малолетних детей, для которых всё происходящее вокруг является наглядным и, потому самым действенным уроком в формировании их поведения на будущее. Правильно? - Правильно! - посветлев, кивнул головой хозяин квартиры, не поняв сразу, куда клонит разговор судья, но ободрённый спокойной и, как ему показалось, рассудительной манерой речи. - Ну а раз так...- судья заглянула в милицейский протокол, подчеркнула в нём несколько строчек и пытливо посмотрела на хозяина квартиры: - Тогда ответьте. Неужели нельзя было это радостное событие отметить по-человечески. Восемь часов вечера. Соседи после трудового дня отдыхают. Завтра им опять на работу. А вы в нетрезвом состоянии дебош устроили на всю округу. Пришлось жильцам дома милицию вызывать. Милиции порядок наводить. - Но причём тут я? - развёл руки хозяин квартиры. - В том, что произошло, моей вины совершенно никакой нет. - Разве? - усмехнулась судья. Хозяин квартиры делает порывистый шаг к судье: - Совершенно никакой! Уверяю вас... Он хотел закончить эту фразу потеплее, повежливее, назвать судью по имени-отчеству. Однако начисто забыв, как её называл милиционер в машине, запинается и мгновенно выбирает иную, показавшуюся ему не хуже форму обращения... - Тут же вот с чего всё началось, мамаша... - Не мамаша я вам! А гражданин судья! Запомните! - обрывает его она и, небрежно махнув милиционеру рукой, добавила: - Всё! Пятнадцать суток! Уведите! - Постойте! Я же не виноват ни в чём! - опешил хозяин квартиры, побледнев. За что пятнадцать? Неужели за слово «мамаша»? Но в таком случае, пожалуйста, извините! Я же первый раз в суде... - Я же сказала русским языком: уведите! - бросив суровый взгляд на изумлённого молодого милиционера, жестко повторила своё распоряжение судья. - Постановление вынесено и обжалованию не подлежит. Исполняйте! Или плохо вы слышите? - Пошли! - показывает конвоир хозяину квартиры на дверь. - Вот это попал! - остолбенел хозяин квартиры от такого поведения судьи, и из глаз впервые растерявшего в жизни хозяина квартиры покатились по щекам крупные, по-настоящему не детские слёзы обиды. - Боже мой! Пятнадцать суток! За какие грехи подобное издевательство? Неужели это не сон?.. - А может всё же сон? - стыдливо закрыв лицо руками, шепчет он, подталкиваемый к выходу конвоиром. - Ведь ни за что! Ни за что пятнадцать суток получил. Даже, стерва, выслушать не посчитала нужным. Выйдя за дверь, хозяин квартиры внезапно остановился, пропустил вперёд себя молодого конвоира и ринулся назад в кабинет судьи. Что было дальше, он не помнил. Очнулся в больнице под охраной двух милиционеров. Ни повернуться, ни сесть, ни встать не мог. Был повреждён позвоночник. Позже его перевезли в тюремную больницу. Если верить материалам уголовного дела, то ворвавшись в кабинет судьи, хозяин квартиры кинулся на судью, ухватил за волосы и со словами: «сволочь!», «сволочь!», «сволочь!» ударял её лицом о поверхность стола. При пресечении его хулиганских действий оказал яростное сопротивление милиции, и работник милиции был вынужден применить спецсредство - резиновую палку. На самом деле сопротивление милиции он не оказывал. Просто растерявшийся милиционер, не раздумывая, без на то необходимости, ударил его резиновой палкой запрещённым приёмом, и лишь по чистой случайности не превратил хозяина квартиры в инвалида. Кой-как за три месяца оклемался. Теперь везут на Север. К чёрту на кулички! Куда-нибудь на лесоповал. Подальше от дома, жены и детей. С глаз долой. Начальник милиции депутат горсовета полковник Коновалов постарался, чтобы совесть, видимо, не заедала, если она есть, конечно. - А ты был у него на приёме? - спросил Иванов. - Два раза записывался к нему, когда привозили из тюрьмы в КПЗ на следствие. Но оба раза вместо него заместитель принимал. - А адвокат - защитник как себя вёл? - поинтересовался Иванов. - Ну их, козлов - этих бывших ментов, прокуроров, судей, юристов, - со злобой произнёс мужик. Защитники называются. Рот боялись широко раскрыть. Моя жинка со многими адвокатами разговаривала. Чисто по-человечески все мне сочувствовали. Выходку мою понимали. Довели! Это не хулиганство. Не вызов закону и обществу, а всплеск, взрыв негодования против вопиющего произвола. Увы, об этом в открытую, официально никто поднять вопрос не хочет. Боятся. Все как в штаны понасрали. Жинка написала кучу жалоб в Верховный Суд Украины и СССР, в Прокуратуру УССР и СССР, в ЦК КПУ и ЦК КПСС, в Верховные Советы УССР и СССР, в центральные газеты «Правда», «Известия», «Советская Украина». Ездила на приём к Председателю Верховного Суда Украины. Тоже бесполезно. В действиях судьи, давшей пятнадцать суток, искать произвола даже не захотели. Сказали, что Постановления судей об административном аресте обжалованию не подлежат. И, следовательно, какое бы решение судья не приняла, она изначально, права. К тому же потом, задним числом в милиции кой-какие бумаги подправили, чтобы было всё шито-крыто. А разве, скажи, это не преступление. - Да, согласен, преступление, - понимающе кивнул головой Иванов. - Плюс ко всему, ты такой не первый, и не последний среди «суточников». Причём, дело не только в существовании антиконституционной нормы, гласящей «обжалованию не подлежит». Пока гражданское общество не получит возможность обжаловать без срока давности действия работников милиции, прокуратуры и суда.... Пока засевшие там гниды воочию не убедятся, что ответственность за ложь, заведомо незаконный приговор, постановление, брехливый рапорт и лжесвидетельство строго наказуемо для них в течении шестидесяти лет.... Нормально наша правоохранительная система работать не будет. Не знаю как кому, но лично мне это давно понятно. Много раз с такими, как ты, сталкивался. Правда, головой судью о стол... первый раз слышу. Кстати, если можно, дай мне твой приговор почитать. Прочитав приговор начинающий словами «Именем Украинской Советской Социалистической Республики...», Иванов вернул его мужику и криво усмехнулся: - Научились, гады, красиво сочинять. Читая подобное, вера, конечно, будет не тебе, а этой бумаге. Тем не менее, всё же особо сильно не расстраивайся. К новому году вернёшься домой. Седьмого ноября круглая дата: шестьдесят лет Советской власти и Великой Октябрьской революции. Обязательно будет амнистия. Как-то ведь надо тюрьмы и «зоны» разгрузить. Они слишком переполнены. Надеюсь, весной мы вновь увидимся. Дай на всякий случай свой адрес. Я в ваших краях часто бываю. Заеду. Эпилог. Когда экран погас, «Второй» вновь включил его, и на нём возникла, прозвучала справка: «Иванов, будучи в Харькове, заезжал домой к этому мужику 3-го сентября 1978 года в воскресенье, то есть, через год и два месяца. Жена рассказала, что мужа по амнистии не освободили. Продолжает сидеть. Осталось до конца срока полтора года. В октябре он собирается подать прошение об условно-досрочном освобождении. В конце мая была у него под Красноярском на свидание. Если условно-досрочно не освободят, поедет с детьми под Новый год к нему ещё раз. Иванов посоветовал ей на милость суда не рассчитывать. Скорее всего, предупредил он, местный судья, где находится «зона», освобождать его условно-досрочно не захочет. Проявит солидарность с пострадавшей судьёй и как бы в назидание остальным заключённым. Поэтому, как только суд в условно-досрочном освобождении откажет, необходимо ей сразу же обращаться во все вышестоящие надзорные, контрольные и общественные инстанции с жалобами на решение суда. Иначе откажут и во второй, и в третий раз. На всякий случай Иванов набросал на листке текст жалобы и список мест, куда их следует адресовать. Вечером они сходили на почту и в магазин. Иванов послал мужику 100 рублей, которых было вполне достаточно, чтобы полгода ежемесячно отовариваться в зоновском ларьке, купил детям шоколадных конфет, пряников, земляных орехов, большой арбуз, фруктовый сок и, попрощавшись, уехал.