Бурлака миновал бюро, спустился по Пушкинской вниз, к вокзалу. «Как легко и просто на фронте, — размышлял он, — знаешь, где враг, знаешь, как бороться с ним. А теперь? Теперь враг надел маску, притаился в укромном уголке. Он может быть в толпе, торопящейся по делам. Он может сидеть рядом в ресторане, спокойно разговаривать о погоде, о качестве съеденного бифштекса. Многолюдье большого города скрывает лучше всякой шапки-невидимки…»
Бурлака не обратил внимания на шедшего по другой стороне улицы высокого человека. Мало ли прохожих попадается на пути!
Моро тоже не заметил лейтенанта. «Д-35» тревожили свои мысли, мысли мрачные и злые. Он подозревал: в донесениях начальству Винтер приписывает себе сделанное Моро. Грязный мошенник: хочет изобразить Ральфа Моро лишь исполнителем винтеровских гениальных планов. Ничего не выйдет. Моро сумеет постоять за себя, а вернувшись домой, еще успеет изрядно насолить Винтеру.
…Лейтенант советской контрразведки Иван Бурлака и агент «Д-35» Ральф Моро при встрече разошлись, не взглянув друг на друга.
6. Что выбрал Розанов
Галстук не прочен. Его можно разорвать одним резким движением. Но галстук-подарок постепенно связал Розанова с «Д-35» крепче железной цепи.
— Я раскусил мальчишку, — хвастался Моро Винтеру, — его можно использовать. У русских есть пословица… Как бы ее понятнее перевести?.. Приблизительно так: там где нет рыб, и омара можно считать рыбой.
Винтер сердито вздохнул:
— Да, это главная трудность нашей работы: абсолютно не на кого опереться. В любой стране я приобретал нужных людей в любых слоях общества — от членов парламента до бандитов. Здесь таких людей нет, и я не знаю, как их найти.
— Вот и приходится довольствоваться сопляками, вроде Розанова, — добавил Моро.
Оба собеседника помолчали. Моро устало смотрел на высокий узкий бокал с вином, стоящий перед ним.
— Все пустяки, все на свете пустяки, — тихо сказал Моро и громко добавил: — Розанов от меня не уйдет.
— Зачем он вам все-таки нужен? — спросил Винтер, оторвавшись от своих дум.
— Дынник носится с мыслью проникнуть в бюро и украсть чертежи трала, у него наклонности уголовника…
— А вам хотелось бы заставить работать на себя профессора эстетики? — с саркастической улыбкой перебил Винтер.
— Да, — серьезно ответил Моро. — Я предпочел бы профессора. Так о чем я говорил?.. В возможность незаметно попасть в бюро я не верю, оно охраняется. Марченко, которому, как вы говорили, поручена охрана бюро, хитер и опытен. Однако старина Моро не глупее его. Я нанесу удар с неожиданной для Марченко стороны. Вот послушайте, — Моро положил руки на стол, близко склонился к собеседнику. — Розанов уже познакомил меня с дочкой инженера, дочка познакомит с отцом. Каждый человек имеет свои слабости, надо уметь их нащупать. Борисов, может быть, тщеславен. Я предложу ему генеральский чин, работу в лучших конструкторских бюро нашей страны. Он может любить выпить. Я превращу его в пьяницу, втяну в долги. Быть может, он труслив. Я сфабрикую историю, угрожающую ему тюрьмой. Что я сделаю, еще не знаю. Пока мне прежде всего надо войти в семью Борисовых. Войти своим человеком, может быть даже женихом дочери инженера. Поможет мне Розанов. Он, правда, кажется, неравнодушен к Борисовой, и моя близость с ней может прийтись ему не по вкусу, но я найду способ полностью подчинить себе Розанова. Это неплохо во всех отношениях. Вдруг он понадобится еще для чего-нибудь?
— Не мне вас учить, Ральф. Следовательно, вы обрабатываете Розанова?
Моро кивнул в ответ.
К цели своей «Д-35» шел настойчиво, его встречи с Розановым стали ежедневными. Новые друзья проводили вместе по нескольку часов почти каждый день. Семену льстила близость пожилого, много повидавшего на своем веку человека, он кичился дружбой с иностранным журналистом.
Многое из сказанного Моро находило сочувственный отклик у Семена. Почти безотчетные, неосознанные мысли Розанова формулировались Моро откровенно, без обиняков.
— Сила сильных — вот закон жизни, — любил повторять Семену Моро. — Надо быть сильным и жить только для себя.
— Это все теоретические рассуждения, — махнул рукой Розанов.
— Смотря для кого, — сухо возразил Моро. — Есть две морали. Одна — толпы, другая — умеющих проникнуть в суть бытия, тех, у кого свой взгляд на окружающее. Можете назвать меня эгоистом, эгоцентристом, чем хотите, но я вам выскажу свое мнение. В жизни бывает всякое, и если иногда приходится пренебречь условностями — тем хуже для условностей.
Разговор этот происходил за столиком ресторана «Волна», расположенного в дальнем конце Морского бульвара. Посетителей сейчас, когда еще не кончился рабочий день, было мало. Никто не обращал на Розанова и Моро внимания.
Моро налил водки Розанову и себе.
— Знаете, почему вы считаете мои слова теоретическими рассуждениями? — продолжал Моро, когда оба выпили. — Я вам объясню. Вы слишком прониклись общепринятыми правилами и не можете отрешиться от них.
«Мальчишка хочет казаться оригинальным, необыкновенным, — думал «Д-35». — Он презирает своих: сверстников, их взгляды. А я его поглажу против шерсти».
— Я? — Моро достиг цели, задев самолюбие Розанова. — Откуда вы это взяли?
— Вы меня извините, Сэм, но старина Моро прямой человек… Вы мыслите по общему шаблону, ваш жизненный путь размечен заранее, в нем нет места романтике, приключению. Институт, затем работа в пыльной канцелярии или школе — вот что вас ждет.
— Не знаю, что меня ждет. — Обида Семена, не прошла, он хотел заставить Моро изменить мнение о себе. — Но я согласен с вами, надо брать от жизни все и только для себя. Какое мне дело до других, до всех громких фраз о пользе для общества!
— Вы правы, — Моро, как бы ставя точку в заключение беседы, крепко хлопнул ладонью по столу. — Думая, а главное, действуя в этом духе, вы сумеете провести свой век безбедно. Поверьте опытности старины Моро, желающего вам добра. И еще: никогда никому не уступайте, Сэм, люди всегда норовят подчинить себе слабых.
Из «Волны» приятели поехали на пляж, искупались, посидели в ресторане-поплавке. Из поплавка перекочевали в шашлычную и заканчивали вечер в ресторане «Театральный» при гостинице, где жил Моро. Семен к этому времени совсем опьянел. Он развалился на стуле против Моро и, бессмысленно глядя в пространство, заплетающимся языком отвечал на односложные реплики собеседника.
— Простите, Сэм, — поднялся со стула Моро, — я на минутку оставлю вас.
Розанов не ответил. От смеси коньяка с шампанским, которой его угостил Моро, Семену стало нехорошо. Лица сидящих за соседними столиками расплылись в мутные пятна, большой зал ресторана то кружился, то начинал покачиваться.
Розанов тяжело откинулся на спинку стула и при этом задел кого-то плечом или его задели — он точно не разобрал.
— Послушайте, — раздался над Семеном раздраженный голос. — Вы толкнули даму. В таких случаях обыкновенно извиняются.
Семен поднял голову и тупо уставился на мужчину лет сорока, который держал под руку молодую женщину в длинном вечернем платье.
— Я говорю, что вежливые люди в таких случаях извиняются, — повторил мужчина.
Розанову не хотелось ни ссориться, ни вообще разговаривать, однако устроить скандал в ресторане считалось среди «стиляг» признаком особой «доблести», и больше по привычке, чем сознательно, Семен произнес, еле ворочая языком:
— Пшел!
— Что? Как вы смеете?
— Пшел вон!
— Вы нахал! — взвизгнул мужчина. — Вы меня оскорбляете!
Спутница потянула его за руку и тоже очень громко сказала:
— Оставьте его, Макс, не связывайтесь. Вы же видите, что он совершенно пьян. Пойдемте.