Я вжалась в скалы, парализованная страхом. Конечно, в академии меня учили презирать людей. Но этот бой, эти крики боли — все было настолько реальным и жестоким! Рука сама потянулась к колье из жемчужин на моей шее — последнему подарку матери перед тем, как она ушла навсегда, не в силах больше идти против установленных правил сирен…
Я не заметила, как Джейсон оказался почти прямо передо мной. Замерев у расщелины с пистолетом наготове, он почти физически излучал азарт и решимость. Прекрасный и страшный одновременно. Тогда во мне шевельнулось неведомое доселе желание — тоже стать настоящим, живым существом, а не морской тенью, призрачной обителью дремлющих чар и иллюзий.
Перестрелка на берегу стихла так же внезапно, как и началась. Крики смолкли, уступив место плеску отлива. Патрульный бриг ушел в море, преследуя проскользнувшись мимо него корабль Джейсона. Не в силах пошевелиться, я выжидала в зарослях, вжавшись в землю и надеясь остаться незамеченной. Только когда все снова утихло, я осмелилась выглянуть из своего убежища.
На пляже было пусто. Ни следа, ни патрульного брига, ни матросов Джейсона. Они все исчезли так же таинственно, как и появились. Лишь несколько разбитых бочек, в суматохе выброшенных матросами за борт, качались на мелководье, сверкая мокрыми гранями под лунным светом.
Мое сердце все еще бешено колотилось, отзываясь эхом пережитого страха. Я опасливо огляделась по сторонам, но вокруг не было ни души. Только маленький пляж и гладь полуночного моря.
В отдалении раздался звук, подобный крику раненой чайки. Это был человеческий крик — не то боли, не то отчаяния пополам с яростью. Следуя этому зову, как рыба на запах крови, я поползла по усыпанному галькой берегу.
Вскоре я различила одинокую фигуру на краю прибоя. Джейсон! Он сидел, поджав колени и уткнувшись лицом в ладони. Даже отсюда я видела, как его плечи мелко подрагивают.
Не раздумывая больше, я поспешно выбралась из зарослей и собралась двинуться к нему по полосе гальки. Но тут же замерла, сообразив, что он может увидеть меня в моем истинном обличье морской жительницы. Да уж, с рыбьим хвостом и чешуйчатой кожей далеко не уйдешь, особенно по берегу.
Старинное заклинание Отступницы тут же всплыло в памяти, как будто бы оно ждало именно этого момента. Она говорила, что видит меня насквозь, кажется, она знала, что однажды мне может понадобиться человеческое обличье… Что ж, должно быть, это самое «однажды» и наступило прямо сейчас.
Я выпрямилась, насколько смогла это сделать, стоя на хвосте, и глубоко вдохнула соленый воздух. Старинные слова сами слетели с губ, ведомые желанием узнать Джейсона поближе, прикоснуться к нему… разделить его боль и утешить его.
«Перксари итрельда таамат!»
Этот голос будто шел из самых глубин моего сознания, пробуждаемый самыми затаенными желаниями. Сквозь пелену поволоки я разглядела, как по моей руке заструились потоки чистейшего серебристого сияния, а ладонь обрела невиданный нежно-розовый оттенок.
«Перксари итрельда таамат!» — заклинание звучало снова и снова, повинуясь моему собственному зову.
Живот сковало сладкой судорогой. На месте хвоста уже проступали два изящных продолговатых бугра, очерченных дивными изгибами. Дыхание сбилось, когда я увидела, как от моей шеи вниз по возникшей груди начинают путаться растрепанные пряди светлых волос.
«Перксари итрельда таамат!..»
Под исступленный ритм этого бормотания я увидела свои длинный стройные ноги, плоский живот с впадиной пупка, высокую и в то же время такую мягкую на ощупь грудь, изящные руки с длинными пальцами, роскошные волосы, оттенок которых я не могла определить в лунном свете. Они сияли так же, как сияет луна.
Волна странных ощущений захлестнула меня. Я пошатнулась, едва не упав на песок. Мне пришлось встать на четвереньки и я, судорожно дыша, пыталась привыкнуть к своему новому телу. Грудь на секунду соприкоснулась с песком, и я почувствовала, как он приятно щекочет меня. Я попыталась снова встать и шатаясь сделала несколько неуверенных шагов. Никогда еще не ходила на них, только читала про то, как это делается на страницах старых сказаний…