Подплыв к воротам, я прошла сквозь них, оказавшись в утопающем в зелени дворике. Живые арки из подводных растений образовывали каменистые тропинки, ведущие в разные концы Академии. Парочка сиренок, похоже младшекурсниц, о чем-то оживленно щебетала, сидя на каменной скамье. Мимо проплыла заведующая хозяйством Одетта, опять что-то бормоча себе под нос. День только начинался, а дворик был еще почти пустынным — до начала занятий оставалось еще порядочно времени.
Окинув взглядом знакомые и такие родные виды, я набрала воздуху в жабры и решительно поплыла к центральному входу. Чем бы ни был омрачен сегодняшний день: противоречиями, сомнениями и тревогами, в этом месте всегда можно было найти успокоение и поддержку. Именно здесь, в Академии, должны были раскрыться все тайны о моем истинном предназначении в этом удивительном подводном мире…
Толкнув жемчужную дверь, я вплыла в свою крохотную каморку в общежитии для студенток при Академии. Это было мое скромное жилище на протяжении вот уже трех лет обучения — небольшая комнатка под самой крышей старого кирпичного здания.
Убранство ее было весьма спартанским: узкая раковина-кровать вдоль одной стены, сколоченный из обломков кораллов столик под окошком, пара водорослевых циновок на полу и ларец для моих скудных пожитков. Но скромность этого обиталища нисколько не смущала меня. Здесь, в тишине и уюте, я была одна-одинешенька и могла предаваться своим мыслям и переживаниям, не опасаясь чужих взглядов.
Плюхнувшись на циновку, я сгребла в охапку свою единственную подушку, ярко-желтую губку, и уставилась в квадрат иллюминатора за столом. Солнечный свет испускал теплые блики, плавно перетекая по песчаному дну, устланному разноцветными камешками и ракушками, за стенами Академии. Это зрелище всегда умиротворяло меня, но в тот миг я едва ли замечала его.
В очередной раз я вспомнила как третьего дня проснулась в холодном поту после очередной порции мучительных сновидений. Все они обычно были исполнены невыразимого ужаса, криков и стонов страдания. И все они вращались вокруг одного — моего непреложного долга и судьбы, навеки начертанной для всех сирен. В них я губила человеческие корабли, вызывала смертоносные штормы и убивала бесчисленное множество матросов. Обрекала людей на лютую погибель средь океанских волн и пучин — и все это якобы во имя высшего предназначения моего народа.
Эти сны все чаще и чаще терзали меня в последние месяцы, по мере того как моя учеба в Академии подходила к концу. Скоро мне предстояло начать трудиться в полную силу, применяя на практике все премудрости морской магии, в том числе и ту ее мрачную сторону, которая так терзала мой разум. И я все никак не могла побороть свои сомнения.
С самого детства, всю мою жизнь, сколько я себя помнила, Наставница твердили нам об одном: русалки — древние охранительницы морских глубин, хранительницы подводных тайн, защитницы секретов моря от алчных людей. Именно человеческая жадность и жестокость, их бездумные набеги на море за добычей привели когда-то к упадку нашей цивилизации. Поэтому древнейшее проклятие обрекло нас на вечную вражду с людьми. Мы обязаны были препятствовать их продвижению по океанам, сбивать их с пути злобными чарами и помогать морской стихии уничтожать их суда.
Долгие века сирены хранили верность этой миссии. Но в последние десятилетия, когда многие люди перестали быть безжалостными пиратами-разбойниками, а их корабли стали выходить в моря по совсем иным причинам, во мне все больше закрадывались сомнения. Зачем губить торговые суда, на которых плывут простые моряки? Зачем обрекать на смерть их самих и их пассажиров — мирных путешественников, с любопытством изучающих неведомые земли? Зачем чинить препятствия людям, которые, похоже, больше не желают зла нашему народу?
И самое главное — а что, если это древнее проклятие давно утратило свой смысл и следование ему лишь множит ненужные страдания? Вдруг мы и вовсе неверно понимаем истинный путь наших предков? На эти вопросы не могли дать вразумительных ответов ни строгие преподаватели Академии, ни собрания старинных манускриптов из библиотеки. Все они, ревностные хранители традиций, лишь упорно твердили одно: «Таков путь сирен, и его не изменить!»
И все же… Что если я — та, кто сможет изменить наш удел, найдя новую дорогу для нашего народа? Осмелюсь ли я пойти против воли древних и всех Наставниц здесь, в Академии? Обретем ли мы когда-нибудь долгожданный мир и свободу обитать не только в мировом океане, но и у побережья? Или я буду вынуждена смириться и принять нынешний закон как неизбежность?