Себастьян впился в меня пылающим, алчным взглядом. Его ноздри затрепетали, словно он принюхивался. Я поежилась, догадываясь о его требованиях.
— Ты сделаешь все, что я прикажу, — протянул проректор елейным тоном. — Отныне каждое мое желание станет для тебя законом. Каждое мельчайшее повеление будет исполнено беспрекословно. Ты отдашься мне целиком, душой и телом, без промедления и сомнения. Вот цена твоего прощения.
От его слов меня замутило, но я догадывалась, что отказ не сулит ничего, кроме гибели. Вновь пала ниц, покорно склонив голову. Я почувствовала, как изменилось течение воды в кабинете — проректор уже плыл ко мне. В уме моем царил хаос, но выбора не было. Тень его массивного тела упала на мое распростертое тело, словно бы уже начав творить это насилие. Я поняла, что если я хочу выжить и вновь увидеть Джейсона, мне придется пройти через это унижение…
Покорившись неизбежному, я распростерлась на диване, дрожа от стыда и отвращения. Ректор Себастьян тут же навалился на меня, его руки жадно шарили по моему телу. Его горячее дыхание опаляло мне шею, а губы оставляли следы на ключицах.
Я сжалась в комочек, силясь сдержать рвотные позывы, когда Себастьян принялся покрывать меня грубыми безжалостными поцелуями. Его язык прочертил мокрую дорожку от шеи до впадинки между грудей, заставив меня поежиться от омерзения.
Ректор же, обезумев от вожделения, становился все более диким и бесстыдным. Он терзал меня руками и ртом совершенно бесцеремонно, не встречая ни малейшего сопротивления с моей стороны. Я безвольно обмякла, позволяя ему измываться надо мной как ему вздумается.
Вскоре Себастьян перешел к решительным действиям. Грузно навалился на меня и подмял, а затем что-то острое вошло в мое тело и двигалось там, причиняя боль. Его зубы сомкнулись на моей холке и удерживали, пока он торопливо утолял свою похоть. На глаза навернулись слезы отвращения. В тот миг моя ненависть к себе самой была безгранична… Наконец его тело сотрясла длинная судорога и я увидела, как он излил в воду обильную молоку синеватого цвета.
После того, как ректор вдоволь утолил свои низменные желания, он потерял ко мне всякий интерес. Грубо оттолкнул меня и приказал убираться, пригрозив ужасными карами если я его ослушаюсь.
Униженная и опозоренная, я покинула его апартаменты, едва волоча хвост. От пережитого стыда и унижения я чувствовала себя теперь ничтожной, высушенной как рыбья кость. Но в глубине души теплилась одна-единственная мысль — любой ценой вновь увидеться с Джейсоном…
Содрогаясь всем телом от стыда и отвращения, я поплыла прочь из покоев проректора Себастьяна. Каждый взмах хвостом отдавался тупой болью в измученном теле, но душевные муки терзали меня куда сильнее.
Как же я возненавидела себя в ту ужасную минуту! Мерзкие прикосновения Себастьяна, его низменные ласки словно проели ожоги на моей коже. Стоило лишь прикрыть глаза, как его отвратительный образ тут же всплывал перед внутренним взором, вынуждая содрогаться в приступах тошноты. Казалось, невидимая скверна покрыла меня со всех сторон, и никакие силы моря не в силах были бы отмыть это пятно позора.
Хуже всего было сознавать, что я сама обрекла себя на это унижение. Добровольно, без единого слова протеста приняла отвратительные домогательства ректора. Позволила ему измываться надо мной по собственной воле. Но ведь если бы я решилась сопротивляться, меня непременно казнили бы.
От этой мысли я разрыдалась еще горше, уткнувшись лицом в ладони. Стыд и отвращение к себе жгли меня изнутри, точно я наглоталась морских ежей. Никогда еще я так мучительно не ненавидела себя и не жалела о собственных поступках.
Куда только подевалась моя гордость? То самоуважение и достоинство, которые так ценились сиренами? Пришлось отказаться от всех моральных устоев, чтобы унизиться перед мерзавцем Себастьяном! Хотя именно он, в сущности, и был главным извергом и грязным развратником. Но мысль о том, что я сама допустила подобную мерзость, была невыносима.
В конце концов, обессилев от рыданий, я добралась до своей спальни. Забравшись в дальний угол, поджала хвост к подбородку и съежилась в комочек, по-прежнему содрогаясь от приступов дрожи. Ни сна, ни отдыха для меня больше не существовало. Единственное, о чем я могла думать — это Джейсон, мой прекрасный Джейсон.
Я обязана была придумать как спасти его и себя, отвести от нас угрозу, какой бы ужасной она ни была. Но, казалось, все было против нас! Под водой меня преследовал проректор. В море на Джейсона охотился Эндрю Ройс. На берегу расставлял свои ловушки Виктор.