С Хэйвеном, возничим дилижанса, я был немного знаком. Он представлялся мне человеком надежным и основательным, бесстрашным и честным. Такого же плана был и Рок Вилсон — оба они являлись лучшими представителями той породы сильных, храбрых и зачастую малообразованных переселенцев, тех, что, подобно мне, отправились на Запад в растущие здесь как грибы города.
Голландец Генри? Вы, возможно, о нем слыхали. По-моему, его в конце концов повесили. Как я уже сказал, он был не в ладах с законом. Воровал лошадей, уводил скот, иногда грабил банки и дилижансы, но все это проделывал беззлобно и без необходимости не стрелял. Этакий добродушный гуляка, способный сегодня украсть сотню долларов, а на следующий день ее растратить.
Мужчина с болезненно-желтым лицом представился сам. В его голосе ясно слышался южный акцент.
— При рождении меня нарекли Джоном. Когда-то я занимался медицинской практикой. — Он достал серый от грязи носовой платок и закашлялся глухим надсадным кашлем туберкулезника. — Но мое… м-м-м… состояние превратило это занятие в насмешку, которую я не в силах более был выносить. — Он смахнул пятнышко корпии с потертой манжеты своего выцветшего сюртука. — Теперь я — джентльмен удачи, понимайте это как хотите.
Генри сварил кофе. Крепкий, ароматный ковбойский кофе — что может быть лучше в дождливый вечер? Он наполнил наши чашки, самую большую порцию оставив для дамы. Она наградила его быстрой улыбкой, и этот отчаянный джентльмен с весьма сомнительной репутацией вспыхнул, как мальчишка.
Толмен громко рассказывал:
— Я, можно сказать, сорвал банк! Из всех этих женщин мне досталась лучшая. Их там, наверное, человек двадцать было, одна краше другой. Они сказали, что мне там нечего делать, но я говорю, ладно, если найдется среди вас какая-нибудь лишняя, то я и на нее согласен. И вот она оказалась лишней!
Будущая миссис Толмен зарделась и опустила глаза на свои руки.
— Как это случилось, мисс Хьюстон? — спросил я. — Почему они вас к себе не приняли?
Она с благодарностью подняла на меня глаза, радуясь возможности оправдаться и объясниться. Она имела на это право.
— Я ехала отдельно от них — сначала. Мы с отцом направлялись на Запад — в том же обозе, но он умер от холеры, а те небольшие деньги, что он имел, куда-то делись. У меня ничего не было, кроме долгов… ну, и что мне оставалось делать?
— Совершенно верно, — согласился я. — Я знаю немало благовоспитанных женщин, которые таким образом приехали на Запад и здесь удачно вышли замуж.
Мне не следовало говорить про удачное замужество. При этих словах она изменилась в лице и снова опустила глаза.
— Слышали бы вы, как взвыли остальные, когда увидели, что мне досталось! — ликующе воскликнул Толмен. — Мы тут, на Западе, ребята неотесанные, она к этому, ясное дело, не привыкла, да и работать, как я слышал, не умеет, но ничего — научится! Уж я об этом позабочусь!
Хэйвен сердито заерзал на скамеечке, а Рок Вилсон помрачнел и, сверкнув глазами, спросил:
— Ты, говоришь, еще на ней не женился? Я бы на твоем месте глядел в оба. Дама может передумать.
Лицо Толмена скривилось в безобразной усмешке. Его маленькие глазки сузились, а подбородок напрягся.
— Передумать? Навряд ли. Вы что думаете — я это допущу? Я же заплатил ее долги. Тут один щенок было сунулся, так я быстро выбил из него эту блажь! А вздумай он схватиться за револьвер, так я бы его тут же пришлепнул. — Толмен похлопал по своему шестизарядному. — Я — не снайпер, — объявил он, — но с оружием обращаться умею.
Произнося последнюю фразу, он свирепо обвел глазами присутствующих.
Скорее для того, чтобы отвлечь внимание от девушки, чем с какой-либо другой целью, я предложил сыграть в покер.
Джон, неудавшийся доктор с желтыми щеками, резко вскинул голову, и его губы скривились в легкой усмешке. Остальные придвинулись к столу, а девушка отсела в сторону. Но наши глаза все же встретились поверх их голов. В ее взгляде была робкая просьба о помощи, отчаянная мольба сделать что-нибудь… что угодно… чтобы вызволить ее. Проговори мы друг с другом целый час, она не могла бы яснее высказать своего желания.
В ту же минуту я принял решение. Когда Джон взял свои карты, я положил руку на стол ладонью вниз, подавая старый, общепринятый знак того, что я с картами в ладах. Легким наклоном головы я указал на Толмена — предполагаемый объект — и краешком глаза уловил его согласие.
Толмен играл в той же напористой манере, что и разговаривал, и зорко следил за картами. Мы то открывали карты без торговли, то немного повышали ставку, и Толмен поначалу оставался в выигрыше.
Когда у него была хорошая карта, он старался выжать из нее, сколько можно, и ставки шли высокие. И в то же время его не покидали подозрительность и настороженность. Вначале он пристально наблюдал за каждым движением, но по мере того, как игра все больше и больше захватывала его, бдительность Сэма ослабела. И все же он внимательно изучал свои карты и долго раздумывал.
Для меня теперь не существовало других игроков, кроме Джона и Толмена. Один раз, выйдя из торговли, я подошел к очагу, подкинул туда несколько поленьев, затем добавил в кофейник кофе и поставил его на огонь. Повернув голову, я заметил, что Кэрол Хьюстон следит за мной. Сняв со стула свою теплую куртку, я принес ее девушке.
— Если вам станет холодно… — прошептал я.
Она благодарно улыбнулась и поглядела на пляшущие в очаге языки пламени.
— Не хочу вмешиваться не в свое дело, — произнес я, словно обращаясь к огню, — но мне кажется, что, освободившись от этого человека, вы, возможно, чувствовали бы себя лучше.
На ее губах появилась печальная улыбка.
— Вы еще в этом сомневаетесь? Но он оплатил мои векселя. Я должна ему деньги, и я подписала обязательство, что выйду за него замуж.
— Никто не сможет заставить вас выполнить это обязательство.
— Он сможет. К тому же я должна выплатить свои долги тем или иным способом. Пока я другого выхода не вижу.
— Поживем — увидим. Не бойтесь, подождите немного. — Подложив в огонь еще одно полено, я вернулся к столу. Толмен бросил на меня подозрительный взгляд, поскольку до него, видимо, донесся наш разговор, хотя слов он, скорее всего, не разобрал.
Была моя очередь сдавать, и, собирая сброшенные карты, я запомнил их, положив вниз колоды, и перемешал колоду, не трогая нижних карт. Я протянул колоду Генри, чтобы тот снял, затем аккуратно сдвинул снятые карты обратно и начал раздачу. Джон поднял со стола карты, взглянул на них и снова положил перед собой. Толмен внимательно изучил свои и начал отсчитывать деньги. Я сделал первую ставку, и мы взялись за Толмена. Мы знали, что, когда к нему приходит хорошая карта, он выжимает из нее все, что можно, и не стали ему мешать. Наконец я вышел из торговли, предоставив действовать доктору.
С этого момента мы стали медленно, но верно делать Толмена. Хэйвен и Вилсон вскоре сообразили, что происходит. Когда к ним приходило что-нибудь приличное, мы с Джоном быстро выходили из игры, однако и он, и я пасли Толмена. Первым вышел из игры Хэйвен, затем Вилсон. Генри продолжал играть, и мы время от времени подкидывали ему небольшой банк. Толмен тоже иногда выигрывал, но ровно столько, чтобы удержаться на плаву.
Как-то раз, подняв голову, я встретился глазами с Кэрол. Я слегка улыбнулся ей, а она продолжала наблюдать за мной с серьезным и сосредоточенным видом. Догадывалась ли она о том, что происходит?
— Ваше слово, миста-ар Дюваль, — это был мягкий южный выговор Джона. Я поднял карты, поглядел в них и повысил ставку. Толмен метнул взгляд в мою сторону и сравнял. Генри, увидев, что ему сдали, пожал плечами и сбросил карты.
— Это мне не по зубам, — с улыбкой произнес он.
Джон снова накинул, а за ним и Толмен. Его прошиб пот. Я заметил, как он провел языком по губам и как в его взгляде, брошенном на Джона, мелькнула паника, когда он решил, что тот не блефует. Теперь он напряженно ждал, что же сделаю я, и я дал ему хорошенько пропотеть. Я держал на руках три туза и пару шестерок, и этого, по моим соображениям, было явно недостаточно. Карты сдавал Джон.