Тормоза продолжали настойчиво визжать. Колючие иголки вонзились в самый мозг. Марченко чихнул и открыл глаза. Над ним склонилось лицо врача.
— Меня видите?
— Вижу. Где я?
— В санитарной машине. Лежите, лежите.
Марченко сел.
— А шоферы?
— Ваш здоров, другой — в первой машине.
— Я прошу вас немедленно сообщить обо всем майору Страхову. Немедленно…
Марченко откинулся на подушку. Красный огонек плясал перед глазами, голова раскалывалась, медленно начинала доходить боль в руках и груди. Потом огонек вспыхнул, закружился в кровавом вихре, и лейтенант потерял сознание.
Пришел в себя Марченко уже в госпитале. У его постели сидели Страхов и Тимофеев. Бесшумно двигалась у соседней койки женщина в белом.
— Как, Петро, чувствуешь себя?
— Спасибо, товарищ майор.
— Говорить можешь? Ты ведь понимаешь, как это нам важно?
— Могу.
— Рассказывай, Петро.
Марченко подробно изложил события этой ночи.
— Как он врезался во встречную машину, я почти не видел: посмотрел в этот момент на спидометр. Скорость была сто десять километров. Дальше ничего не помню.
— Значит, говоришь, машина сильно вихляла?
— Да. Семенов, мой шофер, даже сказал, что водитель, наверное, пьян.
— Так.
— А сколько времени до самолета оставалось? — спросил Тимофеев.
— Когда выехали из города, я посмотрел на часы — было час тридцать восемь.
— Другими словами, особенно гнать нужды не было? Ну, Петро, отдыхай, больше тебя беспокоить не будем…
Посетители на цыпочках вышли из палаты. В вестибюле они около двадцати минут говорили с ожидавшим их Семеновым. Рассказ шофера полностью совпадал с рассказом Марченко. Больше того, он подробно описал, как такси врезалось во встречную машину, как он успел затормозить и как был остановлен какой-то грузовик, водителя которого попросили сообщить о происшедшем в город.
— Какой шофер отличный! — задумчиво проговорил Страхов.
— Семенов-то?
— На такой скорости успел дать тормоз. Молодец.
Офицеры постояли в вестибюле.
— Так что, будем ждать результатов вскрытия и экспертизы?
— Нет. Вот что, товарищ капитан. О том, что вы прохлопали Маневича, мы еще поговорим. Сейчас необходимо любыми средствами восстановить его действия за те полчаса, которые прошли от приезда к «Версалю» до остановки на переезде. Задание ясно?.. Впрочем, давайте вместе. Рано я вас пустил на самостоятельную работу. — Страхов лукаво улыбнулся. — Вам нагорит, да и мне тоже. Ладно, будем исправлять. А Марченко… пожалуй, в этом вы не виноваты.
— Вы думаете?
— Уверен.
— Спасибо, товарищ майор. Я и сам так думал, да, знаете, иногда теряешь веру в себя, особенно после таких ошибок.
Страхов остановился и взял капитана под руку.
— Что вы, Василий Тихонович! Разве мы безгрешны, разве мы иногда не допускаем ошибок, за которые приходится дорого расплачиваться?
Офицеры сели в машину.
— Да, это правда. Однажды я имел возможность два месяца анализировать свои ошибки в госпитале…
Капитан говорил, а сам напряженно думал о чем-то другом. Страхов внимательно всматривался — в его осунувшееся лицо.
— Да, в госпитале, два месяца, — повторил Тимофеев и вдруг без всякой связи добавил: — Мне кажется, нужно начать со швейцара «Версаля».
— Правильно, Василий Тимофеевич, я, признаться, и не подумал об этом.
— К «Версалю».
Машина подкатила к ресторану буквально в самую последнюю минуту. Администратор, шеф-повар и два швейцара стояли около дверей и прощались.
— Прошу извинить, товарищи. Можно вас на несколько минут? — обратился Тимофеев к швейцарам. — Спокойной ночи, — попрощался он с другими.
Администратор, с любопытством оглядываясь, ушел, а шеф-повар, немного постояв, спросил:
— Разговор надолго? Мы вместе домой ходим.
— Надолго.
— Всего хорошего, — буркнул тот и скрылся в темноте.
Машина медленно двинулась по улице.
Капитан Тимофеев откинулся на спинку сиденья так, чтобы оба швейцара могли сесть поудобнее, вынул папиросы, предложил закурить собеседникам, затем неторопливо достал удостоверение личности, показал им и только после этого спросил:
— Вы помните, когда я приходил в ресторан?