В кабинете капитан прямо у двери начал докладывать:
— Товарищ майор, Родлинского в доме не оказалось. Он скрылся…
Дело было так.
Когда Тимофеев подъехал к фотоателье, Мамедалиев доложил ему, что фотограф был в ресторане и вернулся с каким-то пьяным иностранным моряком. В доме горел свет. На шторах четко вырисовывались силуэты двух людей, сидящих за столом. Тимофеев, весьма довольный тем, что застанет Родлинского, возможно, в процессе подготовки очередного нарушения закона, приказал оцепить дом и, постучав, вошел.
За столом, заставленным пустыми бутылками, уронив голову в лужу вина, опал мужчина. Напротив него сидело чучело из пальто и маленькой подушки. Родлинского не было. Поиски не дали никаких результатов, но капитан обнаружил в фотолаборатории маленькую дверь, выходящую на задний двор. За дверью стояли доски, был навален разный хлам. Присмотревшись, капитан обнаружил, что здесь кто-то недавно проходил.
Мамедалиев виновато разбирал бумаги.
— Товарищ капитан, все сожжено, вот пепел. У моряка в карманах несколько документов на имя Родлинского. Но пришел он сюда в сером пиджаке букле, а сейчас сидит в черном пиджаке Родлинского.
— С какого корабля?
— Не знаю.
— Куда вы смотрели, черт возьми! Где Родлинский? С какого корабля матрос? Что Родлинский делал в ресторане? Что вы делали?
— Виноват, товарищ капитан…
— Хорошо, потом поговорим. Вызывайте Марченко и проводника с собакой, идите по следу Родлинского. И молите бога, чтобы его следы не перекрыли на улицах — сейчас ночь! Я поеду к Страхову…
Выслушав капитана, майор несколько минут молчал. В тишине кабинета было слышно, как тикают часы. Двенадцать минут второго.
— Матроса протрезвить, — прервал, наконец, молчание Страхов. — Выяснить, с какого парохода. Он, надеюсь, остался в доме?
— Да.
— Доложите мне по выяснении сюда. Нет. Подождите!
Майор подошел к телефону.
— Дежурный по порту? Говорит майор Страхов. Какой пароход должен выходить из порта сегодня утром? Хорошо, перезвоните мне по коммутатору, — майор повесил трубку. — Проверяет.
Телефон зазвонил.
— Да, Страхов. Слушаю. «Кулибин», «Харьков», «Дженни». Одну минуту, к какому порту приписан? Время ухода? Капитан? Позывные? Благодарю вас.
— Думаю, что это «Дженни». Она уходит в четыре утра. Матроса привезете потом ко мне. Я буду в кабинете дежурного по порту.
Вновь раздался телефонный звонок. Страхов снял трубку.
— Лейтенант Мамедалиев? Слушаю. Проверили? Великолепно. С «Дженни»? Боцман? Очень хорошо.
Майор положил трубку и обернулся к капитану Тимофееву:
— Мои распоряжения остаются в силе…. Идите…
В глухую полночь
Путь к порту лежал почти через весь город. Родлинский решил идти пешком. Конечно, можно было бы взять такси, но некоторые шоферы знали его как фотографа, и попадаться им на глаза в боцманской куртке и в фуражке иностранного моряка было по меньшей мере неосторожно.
Нервы шпиона были напряжены до предела. Напрасно он старался убедить себя, что советским контрразведчикам неизвестен потайной ход из домика, что он ловко провел их, что «Дженни» уходит через три часа и утром он будет далеко отсюда, в полной безопасности. Но нервы, проклятые нервы…
Впереди, метрах в пятидесяти, из переулка вышли двое и решительно направились навстречу Родлинскому. Под фонарем на их плечах блеснуло золото погон. Фотограф почувствовал, как что-то в груди у него буквально оборвалось, ноги мелко и противно задрожали. Все кончено… Сейчас возьмут… Родлинский замедлил шаг, затем почему-то пошел быстрее, почти побежал навстречу тем, в погонах, потом остановился… Офицеры, бросив на него удивленный взгляд, прошли мимо.
«Идиот, распустился! — одернул себя шпион. — Если буду шарахаться от каждого прохожего, наверняка попадусь».
Лицо Родлинского было бело как мел, руки дрожали, а ноги непроизвольно выписывали такие вензеля, что разыгрывать пьяного не стоило труда. Фигура его сразу потеряла былую осанку. Фотограф стал даже как будто бы ниже ростом…
Небольшой металлический мост через железнодорожную колею, соединяющий городскую территорию с территорией порта, едва ли не самый оживленный в городе. Днем и ночью, утром и вечером здесь можно встретить моряков с советских и иностранных кораблей, направляющихся в город, чтобы «встряхнуться» после долгого плавания, или возвращающихся в свой плавучий дом. По обоим концам моста стоят две сторожевые будки. Первая обычно пустует, а во второй сидит подслеповатый вахтер и мельком просматривает документы проходящих. Вот и мост. Родлинский оглянулся. Переулок, из которого он вышел, был пуст. Значит, все в порядке. Прислонившись к перилам, шпион ждал. Когда на первую площадку поднялась группа моряков, судя по обрывкам разговоров — иностранцев, он, замешавшись в их толпу, ступил на гулкий настил моста.